Такеси Ковач

— Что это была за хрень? — спросил Бразилия.

— Я бы сказал, спящий вирус, — я рассеянно взял «Рапсодию» у Трес и проверил магазин. — Ты сам видел — эти твари раньше были монахами. На атакующей системе в пассивном режиме стояла маскировка под оцифрованного человека. Система ждет подходящего триггера. Хозяин может даже не знать, что в себе носит, пока оно не рванет.

— Да, но почему?

— Нацуме, — я пожал плечами. — Наверное, вирус поместили уже тогда…

Служительница таращилась на нас так, словно мы лопотали на компьютерном коде. За ней в дверях зала перехода появился ее коллега и ворвался внутрь. В его левой руке был маленький бежевый чип, дешевая силикоплоть на державших его пальцах натянулась. Он сунул чип нам и наклонился ближе, чтобы его было слышно за шумом сирен.

— Уходите немедленно, — с нажимом бросил он. — Норикае-сан велел мне передать вам это, но уходите немедленно. Вы здесь больше нежеланны и не в безопасности.

— Быть того не может, — я взял чип. — На вашем месте я ушел бы с нами. Заварите все инфопорты в монастырь и вызывайте нормальную команду по зачистке вирусов. Судя по тому, что я видел, у ваших привратников проблемы.

Сирены орали вокруг, как тусовщики на вечеринке под метом. Он тряхнул головой, словно чтобы избавиться от шума.

— Нет. Если это испытание, мы встретим его в Загрузке. Мы не оставим наших братьев.

— И сестер. Ну, смотрите сами, так-то это благородно. Но лично я бы сказал, что любой, кто туда сейчас зайдет, останется с обглоданным до костей подсознанием. Вам срочно нужна поддержка реального мира.

Он уставился на меня.

— Вы не понимаете, — крикнул он. — Там наше царство, а не в мире плоти. Это судьба человеческой расы — Загрузиться. Там мы сильнее всего и одержим победу.

Я сдался. Прокричал ему в ответ:

— Ладно. Пожалуйста. Потом расскажете, как было. Джек, Сиерра. Оставим этих идиотов помирать и сваливаем отсюда.

Мы бросили их в зале перехода. Последний раз я видел этих двоих, когда служитель ложился на один из диванов, уставившись в потолок, а женщина пристраивала электроды. Его лицо было залито потом, но и светилось от восторга; застыло в пароксизме решимости и эмоций.

* * *

На Девятой мягкий полуденный свет окрашивал слепые стены монастыря в теплые оранжевые оттенки, с Предела доносились сигналы автомобилей вперемешку с запахом моря. Легкий западный ветерок игрался в канавах пылью и высохшими спорами вертокрутки. Впереди по улице пробежала пара ребятишек, изображая стрельбу и гоняясь за миниатюрным роботом-игрушкой в виде каракури. Больше никого не было, ничто не говорило о битве, бушующей в машинном сердце конструкта Отреченцев. Вполне можно было бы понять, если бы произошедшее показалось сном.

Но уходя, в нижних пределах нейрохимического слуха я по-прежнему мог разобрать плач древних сирен, словно предупреждение, тонкое и немощное, о великих грядущих силах и хаосе.

Глава тридцатая

День Харлана.

А вернее, канун Дня Харлана — технически празднование не начнется до полуночи, а до нее еще не меньше четырех часов. Но даже так рано вечером, когда в западном небе еще разливался дневной свет, гулянья давно начались. В центре Новой Канагавы и Данти уже маршировал аляповатый парад голограмм и костюмированных танцев, в барах благодаря государственным субсидиям обслуживали по спецценам. Один из секретов успешной тирании — знать, когда и как спускать подданных с поводка, а в этом Первые Семьи были настоящими мастерами. Даже те, кто их больше всего ненавидел, признали бы, что если речь заходит об уличных вечеринках, то к Харлану и его породе претензий быть не может.

У воды в Тадаймако царили более приличные настроения, но все равно праздничные. Работа в коммерческой гавани встала еще в обед, и теперь небольшие кучки портовиков сидели на высоких бортах килевых грузовых кораблей, делились трубками и бутылками и с ожиданием смотрели на небо. На яхтах начались вечеринки, одна-две побольше перешли на причалы. Всюду плескалась музыкальная мешанина, и чем больше сгущались сумерки, тем лучше было видно, что палубы и мачты обсыпали зеленым и розовым иллюминиевым порошком. То, что ссыпалось, грязно мерцало в воде между корпусами.

В паре яхт от тримарана, который мы угоняли, стояла блондинка в мини и задорно махала мне рукой. Я в осторожном приветствии поднял сигару из Эркезеша, тоже ворованную, надеясь, что она не воспримет это как приглашение зайти. Иса включила на нижних палубах грохочущую музыку, уверяя, что она модная, но это было только прикрытие. Под этот бит происходило вторжение в кишки бортовой охранной системы тримарана «Островитянин с Боубина». Незваные на эту вечеринку гости встретят у входа в люк Сиерру Трес или Джека Соула Бразилию и дуло осколочного «Калашникова».

Я сбил с сигары пепел и поблуждал по кормовой части яхты, стараясь выглядеть в своей тарелке. В кишки пролезло расплывчатое напряжение, более настойчивое, чем я привык испытывать перед делом. Чтобы понять почему, много ума не требовалось. По левой руке пробежала боль — как я знал, психосоматическая.