Тахвиты

В-третьих, как было сказано выше, девство есть уподобление ангелам.

«Тот, кто ангелам уподобился,
Пусть чужим меж людьми почитается»[1234]

.

Подтверждение того, что уподобление ангелам состоит в сохранении девства, можно найти в пятом параграфе «Тахвиты о сынах Завета», в котором перечисляются девственники и избравшие воздержание. После Моисея упоминается Илия: «...он уподобился небесным ангелам...»[1235].

В-четвертых, в пятом параграфе «Тахвиты» Афраат напоминает, что, в соответствии с иудейским законом, священник в период своего служения не мог иметь полового общения с женой[1236], так как оно рассматривалось иудейским законом как нечистое. Важность же требования чистоты для Афраата была уже отмечена.

И, в-пятых, в «Тахвите» можно найти следующие слова: «Итак, прекрасен, справедлив и верен сей совет, который я даю самому себе и вам, возлюбленные мои монахи [îḥîḏāyē], пребывающие в безбрачии; девы [bṯûlāṯā], не принадлежащие мужу; и те, кто возлюбили целомудрие [qaddîšûṯā]. Достойно, правильно и прекрасно, чтобы, даже претерпевая скорбь, человек пребывал в одиночестве. И так подобает ему жить, как написано пророком Иеремией: «Благо человеку, когда он несёт Твоё иго в юности своей; сидит уединённо и молчит, ибо взял на себя Твоё иго»[1237]. Следовательно, возлюбленный мой, тому, кто возложил на себя иго Христово, подобает сохранять иго свое в чистоте»[1238]. Выражение «иго Христово» о. Джордж Недангат предложил понимать как «безбрачие, принимаемое добровольно»[1239] (так же понимал это выражение и Э. Бек[1240]). Но в конце восьмого параграфа Афраат пишет: «[Всё] это подобает монахам [îḥîḏāyê], которые принимают небесное иго, чтобы стать учениками Христа. Ибо вот, надлежит ученикам Христа, чтобы они уподобились Христу — Учителю своему»[1241]. Выражения «иго Христово» и «иго небесное» являются синонимичными — с этим согласен и Недангат[1242]. На понимание «ига Христова» как безбрачия исследователя, по-видимому, подтолкнуло также встречающееся в «Тахвите» выражение «иго святых [qaddîšê]» (если учитывать то специфическое значение, которое имело слово «святой»). Однако только что приведённая нами большая цитата из восьмого параграфа не допускает возможности такого узкого понимания «ига Христова», так как из неё видно, что оно связывается с ученичеством у Христа, имеющим целью уподобление Ему. А понятие уподобления Христу гораздо шире, как мы увидим ниже, и включает в себя не только безбрачие. Отказываясь от предложенного Недангатом понимания «ига Христова» лишь как безбрачия и девства, можно, однако, согласиться с тем, что безбрачие является одним из составных (если не важнейшим) элементов «ига Христова».

Ещё об одной причине избрания идеала девства мы коснёмся в следующем параграфе, посвящённом рассмотрению, пожалуй, самой важной практики раннесирийского аскетизма — îḥîḏāyûṯā.

V.3. Уединённость — îḥîḏāyûṯā [1243]

Слово îḥîḏāyûṯā дословно означает «уединённость, одиночество» (от ḥad — «один»), имея при этом большой диапазон различных значений. Прежде чем их рассмотреть, необходимо отметить, что связанное с ним слово îḥîḏāyā[1244] — «единственный, уединённый, одинокий», начиная с V века, имеет своим основным значением «монах». На данный момент среди сирологов является общепризнанным мнение, что монашества в том виде, в каком оно зародилось в Египте (общежительного и отшельнического вида), в Сирии до конца IV века не было[1245]. Поэтому îḥîḏāyûṯā должна быть понимаема как аскетическая практика, а не как отшельнический или общежительный тип монашества[1246]. Однако при переводе слова îḥîḏāyā мы оставляли значение «монах»[1247], во-первых, из-за невозможности подобрать адекватное слово в русском языке, а во-вторых, из-за этимологической эквивалентности слов îḥîḏāyā и μοναχός.

Высказанное многими исследователями мнение, что «сыны Завета» (т.е. девственники и целомудренные) суть îḥîḏāyê[1248], на материале «Тахвиты» может быть подтверждено несколькими местами. Одним из них является «правило Афраата», которое начинается словами: «... я напишу тебе о том, что подобает монахам [îḥîḏāyā] — сынам Завета: девственникам [bṯulē] и целомудренным [qaddîšē]«[1249], а заканчивается «[всё] это подобает монахам [îḥîḏāyē]»[1250]. Однако в некоторых случаях эта связь не столь очевидна, что наводило исследователей на мысль об отличии îḥîḏāyê от «сынов Завета»[1251].

Рассмотрим понятие îḥîḏāyûṯā в соответствии с тремя группами значений этого слова, которые выделил о. Роберт Маррей[1252]:

1) одиночество, заключающееся в оставлении семьи и пребывании в безбрачии;