Такое долгое странствие

Пока Густад дремал, зажатый между спутниками-пассажирами, премьер-министр в специальном радиообращении сообщила народу, что самолеты пакистанских военно-воздушных сил только что бомбили индийские аэропорты в Амритсаре, Патханкоте, Шринагаре, Джодхпуре, Чандигархе, Амбале и Агре. Она заявила, что это акт неприкрытой агрессии, и, следовательно, Индия находится отныне в состоянии войны с Пакистаном. К тому времени, когда поезд прибыл в Бомбей, новость уже была известна всем находившимся в нем: в пунктах остановок они собрали по кусочкам информацию, смешанную со слухами. На вокзале Виктория-Терминус Густад хотел купить газету, но цена на остававшиеся несколько экземпляров возросла в пять раз по сравнению с обычной, и он отказался от своего намерения.

Глава девятнадцатая

I

Для большей надежности Дильнаваз продержала ящерицу под дхолни Сохраба еще три часа после восхода. Когда настало время идти к мисс Кутпитье, она достала коробку и осторожно встряхнула ее. Внутри послышалось обнадеживающее шуршание.

У нее не было даже предположений о том, какого рода связь между Темулом и ящерицей должна вернуть Сохраба домой. Удивительно, что в присутствии мисс Кутпитьи, в ее квартире, все сомнения легко рассеивались, и все ее целебные средства представлялись образцами здравого и продуманного образа действий. «И тем не менее я, должно быть, сошла с ума, если попросила ее сделать это», – подумала она.

Открыв выходившее во двор окно, Дильнаваз поискала глазами Темула. Он уже ждал ее.

– Лаймовыйсоклаймовыйсок, оченьвкусно оченьвкусно.

– Нет-нет. Сока больше нет. Но у мисс Кутпитьи есть для тебя кое-что хорошее. Иди, она зовет.

– Телефонтелефоннаверхунаверху.

– Правильно, это там, где телефон. Иди, я тоже сейчас приду.

– Идуидуоченьвкусно. – Зажав правую руку под мышкой левой и широко улыбаясь, он пошел, куда сказали. Она дала ему две минуты форы и последовала за ним с коробкой.

Мисс Кутпитья пребывала в состоянии нетерпеливого ожидания. Она втащила их в квартиру.

– Входите, входите и закройте дверь. Думаете, я буду это делать на лестничной клетке?

Дильнаваз ждала ее указаний. Теперь, когда настал решающий момент, она чувствовала себя в западне («Я беспомощна, – думала она, – как эта ящерица в коробке»). Но события уже развивались, ей оставалось лишь наблюдать, как они, набирая обороты, стремятся к обещанному концу. Растирать специи на доске для приготовления пряных смесей – одно, а вот перемалывать события до последнего предела – другое. Тут нужна сила иного рода.

В оцепенении она наблюдала, как мисс Кутпитья подошла к одной из закрытых дверей и отперла ее ключом, висевшим на связке у нее на шее. В глазах старой женщины появился блеск, подобный тому, какой возникает во взоре художника, откидывающего покрывало со своего главного произведения, своего pièce de résistance[302]. Открыв заветный портал, она жестом пригласила их в запретную комнату.

Окна в ней были плотно закрыты, тяжелые шторы задернуты. Из дверного проема потянуло густым, невыветриваемым запахом плесени и запущенности. Дильнаваз не хотелось проникать в мрачные секреты этой комнаты. Почти физически осязая там, впереди, дух правды, которая таилась за годами слухов и россказней, она в нерешительности замешкалась на пороге. Темул, с широко открытыми глазами и выступившей на лице испариной, нервно чесался.

Мисс Кутпитью при виде попусту тратящей время парочки охватило раздражение.

– Если вы будете весь день топтаться в дверях, ничего не произойдет!

Она втащила их в комнату и, нашарив выключатель, зажгла свет – тусклый и мутный.

Дильнаваз ахнула. Она не могла решить, смотреть ей или отвернуться, желания были одинаково сильными, поэтому не делала ни того ни другого, просто ждала, пока комната со всем ее содержимым (со всеми ее вещами, на которые никто никогда не смотрел) начнет постепенно выкристаллизовываться в ее сознании.

Все тонуло в серо-белых тенях. Из-за венков паутины и толстого слоя пыли было трудно различать предметы – кроме мебели. Но по мере того как ее органы восприятия адаптировались к зловещей неподвижности и сумрачному свету тусклой, запыленной лампы, наполненная тенями комната начала нехотя выдавать свои секреты. Теперь Дильнаваз видела, что тряпки, свисающие с сушилки для белья, когда-то были накрахмаленными до хруста рубашками и шортами мальчика, вероятно, его школьной формой. Две темные дырявые тряпки, болтавшиеся на нижней перекладине, как сброшенная кожа каких-то загадочных рептилий, определенно были когда-то носками. А то, что представлялось высохшей лентой, – ремнем из отменной змеиной кожи. Да, теперь это было очевидно.