Такой я была

– И ты тоже здесь, – он шутливо улыбается ей, как будто чувствует облегчение, что она пришла. Мне вдруг начинает казаться, что я здесь лишняя.

– Камерон, – окликает его мама. Она стоит на пороге и надевает сережку. – Мы с папой уходим – у нас билеты, помнишь?

– Да, мам, – отвечает он.

– Звони, если что-нибудь понадобится. Будем не поздно. – И тут она, я клянусь, смотрит на меня так, словно знает, как и все в двух соседних городках: я та самая девчонка.

– Пока, – хором отвечают Камерон и Стив.

– Хорошего вечера, – говорит Мара.

Парадная дверь закрывается, в замке поворачивается ключ. Я делаю громкий выдох. Все смотрят на меня.

– У тебя есть что-нибудь выпить? – спрашиваю я.

Камерон протягивает мне банку с имбирным элем.

Смотрю на Мару – мол, он что, издевается?

– Брось, Иди, – хихикает она, – нам заниматься нужно.

– Тогда я хотя бы перекурю, – бросаю я и встаю.

– Только на улице, – быстро предупреждает Камерон.

– Я так и собиралась, не волнуйся. – Я закатываю глаза и надеваю куртку.

На заднем дворе такой образцовый дизайн и порядок, что я боюсь даже ступить не туда, чтобы ненароком не запачкать их чистейший снег. Закуриваю и стараюсь курить медленнее. Я так и не спросила Мару, как та объяснила Алексу наше сегодняшнее отсутствие. Все равно мне плевать. И с Троем я больше видеться не хочу. Особенно после наших пьяных сладких и неторопливых поцелуев в мариной машине. А еще потому, что я по-прежнему не помню многого из того, что случилось тем вечером. Я закрываю глаза и пытаюсь сложить части головоломки, но ничего не получается. Я вижу лишь Кейлина, который стоит у кровати в моей комнате и отчитывает меня. Его сердитый голос все еще звенит в ушах: «Так нельзя, Иди… это неправильно… ты забываешься… ты вообще меня слушаешь?.. ты могла попасть в историю… серьезные неприятности… почему ты смеешься?.. это не смешно… ты меня слышишь или нет?»

– Иден?

Я оборачиваюсь. Сигарета догорела до фильтра, но пепел не осыпался. Стив стоит на пороге.

– Что? – спрашиваю я.

– Мм… я твой телефон принес. Он все время звонит, и… – Он не договаривает, протягивает руку и отдает мне телефон, не подходя ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

– Спасибо, – забираю у него телефон. Он стоит, сунув руки в карманы. Я снова закуриваю. На экране в обратном порядке высвечиваются сообщения от Троя:

Ты на меня сердишься?

Хочу тебя увидеть.

Привет, красотка, давно не виделись, придешь сегодня?

Смотрю на Стива – тот пялится на свои кроссовки. Кажется, он видел сообщения. Кладу телефон в карман, не написав ничего в ответ.

– Хочешь? – протягиваю ему пачку.

– Нет, – отвечает он и поднимает руку. – Но спасибо.

Он пытается улыбнуться. Что он теперь за человек? Кем стал? На нем футболка с каким-то супергероем из комиксов поверх фуфайки с длинным рукавом. Волосы слегка растрепаны, но глаза ясные, взгляд чист и сосредоточен. Не то что у Троя или парней, с которыми я в последнее время общаюсь.

– Я тебе не нравлюсь, или еще что-то? – наконец спрашиваю я.

– Да нет. Я думал, что наоборот. – Парень смотрит мне прямо в глаза. Не помню, чтобы раньше он был таким смелым.

– И чем ты мне можешь не нравиться? – спрашиваю я.

– Понятия не имею, – он скрещивает руки на груди, – чем я тебе могу не нравиться?

– Я такого не говорила. Ты мне не не нравишься.

Он кивает и смотрит в небо. Открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут из-за двери нас нетерпеливо окликает Камерон:

– Хватит перекуров, надо готовиться к этому чертовому тесту! Серьезно. – И хлопает дверью.

– Ладно, – смеется Стивен. – Надо готовиться к этому чертовому тесту, – повторяет он, передразнивая Камерона, и я понимаю, что совсем здесь не лишняя. Я тушу сигарету, и мы возвращаемся в дом.

Часть четвертая Старшая школа. Выпускной класс

У меня было пятнадцать парней. Иногда кажется, что это слишком много, иногда – что слишком мало. Но каждый следующий уводит меня все дальше от себя прежней. Я проделала такой путь, что иногда думаю – может, уже пора остановиться? Ведь от той маленькой испуганной тихони с кларнетом, веснушками на щеках и вечно растрепанными волосами не осталось и следа. И ее большой секрет уже не так важен. Это было так давно – будто и не было вовсе.

До моего семнадцатилетия всего месяц, точнее, двадцать два дня. А значит, мне почти восемнадцать, то есть я почти взрослая. Мне уже можно прогуливать последние уроки и заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь с каким-то парнем на заднем сиденье чьего-то потрепанного «доджа», который пахнет, как кроссовки, пожеванные собакой. И ничего, что весной я завалила Академический оценочный тест. Подумаешь. Все у меня отлично.

Я открываю боковую дверь и прыгаю на мокрый тротуар.