Тем не менее я написал Яну Новаку письмо, где поблагодарил за подарки и сказал, что они мне очень понравились. Этого требовали правила вежливости. Удивительно, но на моё письмо чешский друг не ответил. Я написал ещё раз, потом, выждав время, ещё. И тут получил все свои три конверта обратно с чешскими штемпелями, текст которых был тут же от руки выведен по-русски: «Указанного адреса в г. Брно не существует».
Я решил, что неправильно написал латинские буквы или перепутал цифры. После сверки оказалось, что буквы и цифры в порядке, и именно через указанный адрес мы вели с Яном Новаком переписку.
Так та история и осталась для меня загадкой. Тетради со временем я исписал, конфеты выбросил, открытка с видом города Брно где-то затерялась.
Позже одной из моих любимых книг стала книга чешского писателя Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Благодаря этой книге я заочно полюбил Чехию, мой слух ласкало название Чешские Будейовицы, а воображение – сцены посиделок в кабачке за кружкой Великопоповицкого пива.
Слушал я рассказы Олиного дедушки, закончившего войну в Чехословакии, за освобождение которой погибли сто сорок тысяч советских солдат, из которых одиннадцать тысяч в дни, когда война по сути уже кончилась. Захотелось мне посетить столицу Чехии Прагу – один из красивейших городов Европы, но до сих пор как-то не сложилось.
Узнал я и про трагические страницы во взаимоотношениях между нашими странами – о вводе войск в Чехословакию в 1968 году, в города Прагу и Брно. И увидев название Брно, я тотчас вспомнил своего друга по переписке из этого города: Яна Новака, мальчика с самыми неприметными именем и фамилией, каких в Чехии тысячи, если не десятки тысяч – равносильно русскому Ваня Иванов. Или Новиков, если уж по фамилии. Вспомнил про посылку, конфеты, неожиданную болезнь. Вспомнил про несуществующий адрес моего друга. Подсчитал, что наш обмен посылками состоялся всего лет через шесть или семь после чешских событий. И в голове вдруг сложилась картина, которая привела меня, как бы это сказать… в замешательство. Да что там – в оторопь! Я долго не мог принять вывод, который напрашивался из сопоставления имевшихся фактов, но не мог и найти им другого объяснения.
– Так ты думаешь, – удивлённо спросил меня руководитель Анадырьского авиаотряда Саныч, – что тебя… хотели отравить?!
Я пожал плечами.
– Так ведь ребёнок же.
– Не то чтобы лично меня. Но раз уж подвернулся.
– Ну, а что, – поразмыслив, сказал начальник военных лётчиков Палыч. – Во время чешских событий у кого-то кто-то погиб, и они решили мстить. Может, работали на почте, или имели таких знакомых.
– Дела, – покачал Саныч головой.
– Мне самому в это до сих пор не верится, – признался я. – Но тогда что это: простое совпадение? А почему адрес оказался несуществующим? Может быть, вы сможете объяснить данное обстоятельство?
Ни Саныч, ни Палыч объяснить данного обстоятельства не смогли.
Глава 18
Как я уже сказал, на Чукотке перед нами с начальником стояло три основных задачи: проложить пути будущего автопробега, наладить связи с местными зверохозяйствами и пристроить спирт «Рояль». Чтобы было понятно про автопробег, я поясню, что транспортные средства в автопробеге планировались новаторские – с использованием воздушной подушки, а иначе по тамошним землям, разумеется, не пройти.
Для решения упомянутых задач Саныч выделил нам вертолёт МИ-8. На том же МИ-8, как это принято на Чукотке, где в зимнюю непогоду вертолёт может прилететь в населённый пункт один раз в два-три месяца, мы одновременно перевозили то запчасти для вездехода, то почту, а то и подтухшую моржатину.
Моржатина – это мясо моржа, которое живущие у моря чукчи заготавливают для нужд песцовых зверохозяйств. Добытое мясо складируется не в электрических холодильниках, а в природных – то есть в вечной мерзлоте. Но летом мерзлота слегка подтаивает, и лежащее в ней мясо немного портится.
Для кого-то подпорченное мясо – спросите кулинаров – является деликатесом. Благосклонно в моржатине «с душком» относятся и местные песцы, и местные жители. И я не скажу, что это плохо. Просто нужна привычка, может быть, в несколько поколений. Но неподготовленному человеку вынести даже запах этого деликатеса довольно трудно, а вообще-то, невозможно: мы, например, под хохот пилотов вынуждены были убежать из салона в кабину, и долго ещё потом я не мог избавиться от стойкого аромата, пропитавшего, казалось, всю одежду.
Экипаж нашего МИ-8 состоял из трёх человек, самым интересным из которых был, конечно же, второй пилот Виктор Малкин – он представился Витя, так мы и общались. Лет тридцати пяти, большегубый, кудрявый, он любил поболтать, пошутить и производил впечатление балагура и одновременно застенчивого человека – коктейль трудносочетаемых элементов. Причиной такого впечатления являлась Витина улыбка, которая казалась даже робкой. И тем занимательней оказался контраст с характером этого человека, который кто-то посчитает строптивым.