Такси Блюз

Он кончил в нее, она застонала и поспешила ответить взаимностью. Эти два тела сливались в одно, подобно сиамским близнецам. Они исключительно подходили друг к другу вопреки прогнозам засранцев астрологов. Луна в тельце, игла в яйце и прочая блевота. А Шутил в Марине, а это уже жизнь. Савка даже не хотел участвовать в показательных оргиях его сотоварищей с пассиями легкого, как пух, поведения.

Мать Марины, женщина во всех отношениях приятная и обходительная, взращивала дочь без мужа. Выбор дочери Валентина одобряла без сопутствующих дополнений со своей стороны.

Однажды Савелий прибыл к Марине, когда Валентины не было дома. Исполнил свой мужской долг, оделся и вальяжно развалился на тахте, упершись в ящик. Марине отзвонилась подруга, живущая в соседнем подъезде, и попросила Маришу буквально на несколько минут зайти к ней. Женские секреты – мать их. Савва остался один, он не собирался скучать.

– Я скоро, мой хороший.

– Все в порядке, – сказал Шутил.

Выходя из подъезда, Марина столкнулась в дверях с матерью и осторожно предупредила ее, что дома Савва.

– Не пугайся, мамуля.

– Никаких проблем, – и Валентина беспрепятственно преодолела расстояние до своей квартиры.

Шутил не мог рассчитывать на такое скорейшее возвращение объекта своего обожания, посему в конец расслабился и от души бзднул, непоправимо испортив воздух в комнате.

Валентина прозорливо подготовила комплимент в адрес избранника дочери. И, перешагнув через порог квартиры, многозначительно произнесла:

– Наконец-то в нашем доме запахло присутствием настоящего мужчины.

Наверное, она еще хотела продолжить: что это именно то, чего им с дочерью так долго не хватало. Но, хватив ноздрями абстрактное творение Шутила, вовремя остановилась. Думаю, даже пожалела и о первой половине заготовленной фразы.

А в остальном они ладили…

* * *

– Кава, пацаны Горемыкинские отзвонились, – молвил Фока, правая рука Казанского авторитета, особо приближенный к левой пятке императора.

– Чего кричат? – нейтрально узнал Ренат Казанский.

– Встречи просили.

– Ты им назначил?

– Базар тебе нужен.

– Базар нужен нам всем. По любому воздуха попросят забашлять, чтобы мы щюсенка не мочили. От его смерти у нас не прибавится.

– Но и не убудет.

– Это ты верно заметил, но бабло ушло временно, поэтому мы с них его спросим, сумму обдумаем, набросаем, что почем.

– Может, озадачим чем поциков?

– Идея фикс, прикольно мыслишь, Фокич. Они по угонам отрабатывают, если я верно осведомлен.

Фока утвердительно кивнул и запустил себе в ноздрю белую дорожку марафета. Кава презрительно сморщился и стал похож на кожаный портфель эпохи Коминтерна. Он и сам был не без греха – двигался жульман, на игле сидел, но предпочитал разламываться, когда с делами было все ровно, ну, или подготовлено к тому. Сделал дело… и т. д. Это вам не сборник русских пословиц.

Поморщился, но замечания делать не стал.

– Как говаривал Шкловский: «Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки».

– Это ты к чему?

– Во сколько завтра? – проигнорировал Фоку вор.

* * *

В те годы особо активные и здорово мыслящие умы нашей эпохи неплохо поднялись на водке. Сухой закон, вырубленные виноградники. Американская ошибка не о чем не говорила пятнистому Мишке. И он смог породить собственных гангстеров. Не в крынку бздеть. Вероятно, он этим гордится и по сей день.

– Слушай, Савва, – Марина была обращена в холерическую натуру и не желала своей идеи забиться, затереться в глубине ее светлой головы.

– Я весь внимание, дорогая.

– У тебя есть выходы на оптовиков по водке?

– А есть водка?

– Во-первых, вопросом на вопрос, если тебе доподлинно известно, отвечать безграмотно.

– А во-вторых?

– Водки – море. Я через мать хоть вагон приобрету. Даже под реализацию.

– Ну, в способностях твоей матери не сомневаюсь, – и Шутил освежил свою память на предмет должности Марининой матери. На трудовые доходы наши люди автомобили не приобретают. – Через вокзальных барыг-зверьков. Можно через таксистов, опять же на вокзале. Но чревато. Там Кава масть держит. Его кон.

– А он кто?

– Вор из Казани.

– Своего что ли нет?

– Своего нет, город красный. А смотреть за ним кому-то надо. Каву и поставили смотрящим.

– Кто поставил?

– Горбачев!

– А серьезно?

– Да не все ли равно, – но мысль о вагоне алкоголя плотно поселилась в головных магистралях Шутила. «С пацанами надо пообщаться, а с другой стороны, скину партию, кто дыбнет, что я? И на всех на нас лаве хватит. Пацаны лишь одобрят».

Он был соткан из сплошных противоречий, как ковер-самолет.

Здание кинотеатра «Октябрь», отделение милиции и неказистый как замыслы Троцкого, детский дом творчества, формировали стиль этой улицы. Позади «Ленинская» ярмарка – муравейник кооператорского движения. Бабло из воздуха, лоховские термопереводки для совдеповских футболок, вязанные шапочки-пидорки – О'ля «Puma», «индийские» мохеровые шарфы, скаметроленные за полночь из гигантского ханойского пледа. Посреди всей этой вакханалии станки с наперстками, столы с лотереями-лохотронами и будка с хиромантами.