Такси для ангела

— Теоретически можно, но для этого необходимо полностью отследить проводку. Проводка скрыта, значит, придется долбить стены. Все стены во всем доме. Плана коммуникаций у нас нет… Да и понравится ли это хозяину, когда он вернется?

— Если… Если он вернется, — трагическим шепотом произнесла Минна. Как и все крупные женщины, она была склонна излишне драматизировать события.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказала. Гостеприимный хозяин исчезает в самое неподходящее время. А в еще более неподходящее время исчезают его люди. Дом пуст, дом не подает никаких признаков жизни, на полу лежит мертвое тело и к тому же телефон не работает.

Я поежилась.

Картинка, нарисованная Минной, действительно выглядела не лучшим образом. Даже если вынести за скобки те семнадцать леденящих душу триллеров, которые она написала.

— Я не понимаю только одного, — Софья тоже решила внести свою лепту в общий разговор. — Зачем был нужен дубль с телефоном?

— Что значит — дубль?

— Если где‑то испорчена проводка, то зачем нужно было подрезать провода у самих телефонов, ведь они и так не работали?..

— А вы поищите хозяев и спросите их об этом, — посоветовала мулатка Теа.

— Где же их искать, помилуйте!

— Дом, конечно, велик, но не настолько, чтобы в нем заблудиться!

Готические башенки, венчавшие крылья дома, узкая винтовая лестница, лесная глухомань, в которую черт занес господина Улзутуева… Да и сам Улзутуев — порочно расплывшийся бурят с порочно‑желтым лоснящимся лицом… Обрезанные телефонные провода, пропавшая обслуга, мертвая Аглая Канунникова — все эти неприятные факты отбивали всякое желание исследовать дом. И, видимо, не только у меня.

— Обрезать телефоны, надо же, какая подлость, — Теа скрипнула зубами. — Как раз в духе покойницы… Наверняка это она все организовала!

— Мне кажется, нужно уезжать отсюда. И чем скорее — тем лучше, — вынесла вердикт Софья. — Не нравится мне это место…

— На чем? На палочке верхом? Или на снегоходе? Или на хозяйском буере? — ревниво спросила Минна. Изысканный триллер с маньяческим душком катился в сторону боевика в мягкой обложке, а уж этого она допустить не могла. — Нас сюда привезли, если вы помните.

— А хоть бы и на снегоходе… Правда, для вас он будет несколько тесноват, дорогая Минна…

— Тесноват? — рассмеялась Теа. — Да она в него не влезет!

— Дамы, зачем же препираться? — Чиж постучал ладонью по столу. — Я приехал сюда на машине, при желании мы можем выехать в любую минуту.

— И где она, ваша машина?

— В гараже… Я загнал ее в гараж.

— Замечательно, сейчас же соберемся и уедем.

— Мы не можем уехать все. Кто‑то должен остаться. С телом.

— Думаю, лучшей кандидатуры, чем личный секретарь госпожи Канунниковой, и придумать нельзя. Это, так сказать, ее прямая обязанность.

Все с плохо скрываемым торжеством посмотрели на меня.

— Не волнуйтесь, милочка, — подмигнула мне Софья. — Как только мы доберемся до ближайшего поста, мы сразу же обо всем сообщим. Вам не придется долго скучать в одиночестве.

— Если хотите, мы можем взять с собой вашу собачку, — подмигнула мне Минна.

Конечно же, я останусь. Я останусь с Аглаей при любом раскладе, Теа права: это моя прямая обязанность.

— Хорошо, я буду ждать вас здесь, — холодея от собственной храбрости, произнесла я.

— Благородный поступок, — одобрила меня Минна.

— Это пример редкого благородства, — добавила Теа.

— Мы не заставим вас ждать, — заверила Софья. — Обещаем…

Трогательная сцена прощания неожиданно была прервана Чижом.

— Вы не так меня поняли, дорогие дамы, — сказал он. — Речь идет не о том, чтобы уехать всем вместе. Отправится кто‑то один. Он сообщит, что произошло, и приведет помощь.

Такой поворот не очень понравился писательницам.

— И кто же этот «кто‑то»? — спросила Минна.

— Я. Машина‑то моя.

Несколько секунд дамы переваривали услышанное. Первой не выдержала Минна, крупные женщины всегда склонны к панике:

— Я еду с вами, Петр.

— И я, — поддержала коллегу Теа.

— Я тоже не вижу причин, чтобы здесь оставаться, — добавила Софья. — Мы будем готовы через десять минут.

Все трое, обгоняя друг друга, бросились к выходу. Чтобы в дверях столкнуться с Райнером‑Вернером. Райнер был в шапке и еще не просохшем после дневного купания тулупе. Через плечо у него висела сумка, а лицо запорошил снег. И ничего утешительного я на этом лице не увидела. Арийский нос, арийский рот и такие же породистые глаза немца сбились в кучу, образовав комбинацию, которую можно было охарактеризовать двумя словами: «яростное разочарование». Или — «разочарованная ярость».

— Собаки, — пролепетал он, плюхаясь на ближайший стул.

— Что значит — «собаки»? — спросил Петр.

— Эти сволочи не загнали собак! Роклятый дом!.. Я хотел уйти, но там собаки! Собаки и метель, метель и собаки!..

Демонические улзутуевские доберманы среди миниатюрных культовых сооружений! Поджарые твари, способные перегрызть глотку любому! Доберманы благополучно выпали из моей головы, — и, судя по всему, не только из моей. Все остальные тоже смотрели на Райнера широко раскрытыми глазами.

— Та‑ак… И сколько их? — спросил Чиж.