Талантливый господин Варг

Ульф помахал рукой, показывая, что он не согласен с этим утверждением, но в то же время подумал, что госпожа Хёгфорс, должно быть, права. И, может, отмахиваясь от ее доводов – пусть даже из самых лучших побуждений, – он делал именно то, что так ее огорчало: он ее не слушал, а это, в конечном счете, все равно, что смотреть, но не видеть.

Но госпожа Хёгфорс еще не закончила.

– Я тут говорила с одной моей подругой – она довольно часто бывает в Америке, господин Варг. У нее дочка замужем за тамошним доктором – он какой-то там ортопед. Делает слишком высоких людей пониже или низкорослых – повыше, я уже забыла, что именно, – тут она сделала рукой небрежный жест, показывая, что это не так уж и важно. – Так вот, эта моя подруга частенько ездит к дочери во Флориду, в местечко под названием Бока-Ратон. Чудное название, ну да из песни слова не выкинешь. Так она мне рассказала, что в Америке людям в возрасте настолько надоело, что их не замечают, что они устроили себе такие места, где все – одного возраста. И они не разрешают молодежи там селиться – ну, кроме как полицейским, медсестрам и так далее.

Никаких подростков, подумал Ульф. Может, идея не так уж и плоха; но тут он поспешно одернул себя. Так легко думать о ком-то плохо, но нужно помнить, что все мы когда-то были подростками.

– И у них там есть все, чего ни пожелаешь, – продолжала госпожа Хёгфорс. – Лекции абсолютно на любую тему, и танцы, а после танцев – ритмическая гимнастика. И пилатес тоже есть – они там, знаете ли, все занимаются пилатесом.

Ульф ответил, что, должно быть, это очень приятная жизнь, но какая жалость – не правда ли? – что возникла нужда в подобной сегрегации.

– Конечно, для нас для всех естественней жить вместе – как итальянцы, которые любят, чтобы три поколения одной семьи жили под одной крышей.

Госпожа Хёгфорс задумалась.

– Верно, – сказала она наконец. – И, конечно, есть еще Япония, правда? Они там сквозь стариков не глядят, не так ли? Они им кланяются и всегда очень внимательно слушают то, что те им говорят. Понимаете ли, они уважают мудрость, – тут она немного помолчала. – Но я хотела рассказать вам совсем о другом, господин Варг. Я хотела вам рассказать о том, что произошло в парке, когда мы гуляли там с Мартином пару дней назад. Собиралась сказать вам в тот же день, но как-то к слову не пришлось.

Ульф поглядел на Мартина, который сидел на синем китайском коврике госпожи Хёгфорс и смотрел на хозяина не сводя глаз. Пес любил этот коврик – это было Ульфу известно, – и госпожа Хёгфорс со свойственным ей великодушием прозвала сей предмет «Мартиновым ковром».

– Чудесная была прогулка. Мартин нашел парочку белок и очень убедительно поставил их на место – но в гуманной манере, вы понимаете? Мартин никогда не укусит белку. Он делает им предупреждение, и они удирают.

Ульф улыбнулся.

– Да, он у нас добряк. Мне всегда казалось, что Мартин – пацифист. Знаю, для собаки это необычно, но у меня такое ощущение, что он не любит насилия, – он снова улыбнулся: ему пришло в голову, что собаки часто напоминают поведением своих хозяев. Южноамериканские собаки, должно быть, склонны к восторженности; французские – разборчивые едоки; а швейцарские псы никогда не вмешиваются в свары между другими собаками. Интересно, есть ли способ как-то проверить эту теорию? Психологи проводят множество странных, потрясающих исследований – наверняка кто-нибудь может опробовать и это предположение, каким бы оно ни было абсурдным.

– Мартин – очень чувствительный пес, – сказала госпожа Хёгфорс. – В этом вы правы. В общем, мы с ним гуляли и в какой-то момент прошли мимо двух мужчин, сидевших на скамейке. Вид у них был совершенно респектабельный; они спокойно сидели на солнышке и разговаривали между собой. Но когда мы подошли поближе, то я услышала, что говорят они по-русски. Этот язык ни с чем не спутаешь – если, конечно, разговаривают не на сербском каком-нибудь – но сербов всегда можно отличить по форме головы, и я практически убеждена, что это были не сербы.

Ульф вежливо слушал.

– Да, госпожа Хёгфорс, так, значит, эти двое мужчин, русские…

Госпожа Хёгфорс встрепенулась.

– Я не обратила на них особенного внимания, так, мимоходом отметила, что это – русские. Я вообще-то ничего не имею против отдельных русских, господин Варг. Я не из таких – у меня предубеждений нет. Мне бы не хотелось, чтобы вы так обо мне думали.

Ульф заверил ее, что подобная мысль даже не приходила ему в голову.

– Но самое интересное то, – продолжала она, – что, когда мы подошли к скамейке поближе – понимаете, дорожка вела в этом направлении, – Мартин весь ощетинился. Ну, вы знаете, как он это делает: шерсть у него на холке становится дыбом, вроде как у этих риджбеков – их иногда встречаешь во время прогулки. В общем, вроде того. А потом он как зарычит. Совсем негромко, знаете, низко так. Думаю, это он их предупреждал, – тут она взглянула на Ульфа, чтобы понять, как он на это отреагирует. – Думаете, я это все себе вообразила, правда?

Ульф покачал головой.

– Конечно же нет, госпожа Хёгфорс.

Тогда она решилась: