Талантливый мистер Рипли

– Ну что ж, это только первый день работы, – сказал Мак-Каррон, оптимистично улыбнувшись. – Я еще не читал отчет в Риме. Возможно, после того как я окажусь в Риме, мне захочется еще раз поговорить с вами.

Том пристально смотрел на него. Кажется, все позади.

– Вы говорите по-итальянски?

– Не очень хорошо, но читать могу. С французским у меня лучше, но я справлюсь, – ответил Мак-Каррон, будто речь шла о предмете второстепенной важности.

Но это же очень важно, подумал Том. Он представить себе не мог, как Мак-Каррону удастся через переводчика вытянуть из Роверини то, что он знал о деле Гринлифа. Не сможет Мак-Каррон пообщаться и с такими людьми, как хозяйка дома, в котором жил Дикки Гринлиф в Риме. А ведь это очень важно.

– Я разговаривал с Роверини в Венеции несколько недель назад, – сказал Том. – Передайте ему от меня привет.

– Передам. – Мак-Каррон допил свой кофе. – Как вы думаете, где, по вашему мнению, он мог бы скрываться?

Тому было неудобно сидеть на стуле, и он переменил позу. Это уже ближе к делу, подумал он.

– Насколько мне известно, Италия нравится ему больше других стран. На Францию я бы не поставил. Греция тоже ему нравится. Как-то он говорил о том, что хочет побывать на Майорке. Испания, думаю, тоже не исключается.

– Понятно, – вздохнув, сказал Мак-Каррон.

– Вы возвращаетесь сегодня в Рим?

Мак-Каррон поднял брови.

– Наверное, если мне удастся поспать здесь несколько часов. Я две ночи не спал.

А держится хорошо, подумал Том.

– Думаю, мистер Гринлиф уже поинтересовался расписанием поездов. Есть два поезда утром и еще несколько днем. Он собирался уехать сегодня.

– Мы уедем сегодня. – Мак-Каррон взял счет. – Большое спасибо вам за помощь, мистер Рипли. У меня есть ваш адрес и номер телефона на тот случай, если я снова захочу с вами повидаться.

Они поднялись.

– Вы не против, если я поднимусь и попрощаюсь с Мардж и мистером Гринлифом?

Мак-Каррон был не против. Они снова поднялись на лифте. Том с трудом удерживал себя от того, чтобы не начать насвистывать какую-нибудь мелодию. В голове у него крутилась «Papa non vuole».

Когда они вошли в номер, Том внимательно посмотрел на Мардж, ожидая увидеть с ее стороны признаки враждебности. Но вид у Мардж был явно трагический. Как будто она овдовела.

– Я бы хотел и вам задать несколько вопросов, мисс Шервуд, – сказал Мак-Каррон. – Если вы не возражаете, – добавил он, обращаясь к мистеру Гринлифу.

– Конечно нет. Я как раз собирался спуститься в вестибюль за газетами, – ответил мистер Гринлиф.

Мак-Каррону еще работать и работать. Том распрощался с Мардж и мистером Гринлифом – на тот случай, если они поедут в Рим сегодня и он больше их не увидит. Мак-Каррону он сказал:

– Буду рад приехать в Рим в любое время, если от меня будет какая-нибудь польза. До конца мая я собираюсь быть здесь.

– До этого времени мы что-нибудь узнаем, – улыбнувшись, произнес Мак-Каррон с уверенностью ирландца.

Том спустился в вестибюль вместе с мистером Гринлифом.

– Он снова задал мне те же самые вопросы, – сказал Том мистеру Гринлифу, – а еще интересовался характером Ричарда.

– Ну и что ты думаешь на этот счет? – спросил мистер Гринлиф. В его голосе прозвучала безнадежность.

Том знал: покончил ли Дикки с собой или же где-то скрывается – и то и другое в глазах мистера Гринлифа предосудительно.

– Я сказал ему то, что считаю правдой, – сказал Том, – а именно что он может и скрываться, а мог и покончить с собой.

Мистер Гринлиф, оставив это высказывание без комментариев, лишь похлопал Тома по руке.

– До свиданья, Том.

– До свиданья, – сказал Том. – Дайте о себе знать.

«У нас с мистером Гринлифом все в порядке», – подумал Том. И с Мардж тоже все будет в порядке. Она проглотила объяснение насчет самоубийства, и теперь ее мысли будут направлены только в эту сторону.

Том провел день дома, ожидая телефонного звонка от Мак-Каррона и разговора с ним, пусть и несерьезного, но звонка не было. Позвонила лишь Тити, местная графиня, и пригласила его на коктейль во второй половине дня. Том принял приглашение.

А следует ли ожидать неприятностей со стороны Мардж? – думал он. Она ведь никогда не доставляла ему неприятностей. Самоубийство Дикки – это idée fixe,[98] которая замечательно вписывается в ее ограниченное воображение.

28