Через окно мы видим, как он пересекает улицу и бежит по переходу, подавшись вперед, словно пес на поводке. Потом резко останавливается, размахивает руками и раскачивается из стороны в сторону, будто к его плечам привязана невидимая веревка, не дающая сделать ему лишнего шага. С целую минуту он стоит на месте, продолжая бороться, но под конец возвращается на нашу сторону улицы, испуганный и одновременно смущенный. Он слишком подавлен, чтобы заходить в лавку или хотя бы посмотреть через окно на наши лица с выражением сожаления.
– Мэйв, – мягко говорит Нуала. – Похоже, что-то еще изменилось за последние сутки.
– В каком смысле? – неуверенно спрашиваю я.
Она трогает прядь моих волос.
– Вот это.
Я краснею.
– Разве так бывает? Ну, когда…
Нуала как будто одновременно и удивляется и веселится, причем сама не может решить, на чем остановиться.
– Если ты ведьма, то иногда да.
– Почему?
Она пожимает плечами и произносит нечто настолько поразительное, что я поначалу даже не верю своим ушам. Нужно, чтобы она повторила немедленно. Чтобы я услышала правильно.
– Магия любит секс.
– Что? Почему?
– Потому что это естественно. Потому что он противоположен контролю. Потому что он сводит мужчин с ума. Потому что дает женщинам силу. Потому что все, что ненавидит магию, ненавидит и секс.
– Ого.
– Это был… – начинает она и бросает взгляд на улицу. – Это был Ро, так?
– Что? – ошарашенно спрашиваю я и только потом понимаю, на кого она смотрит. – Ты подумала, что?.. С ним?!
Она не сводит взгляда с окна. В ее голосе ощущается напряжение.
– Ну, ты появляешься утром с парнем, я не знаю!
С тех пор, как я потеряла девственность с Ро, прошло как минимум полдня, но сейчас мне этот факт впервые не кажется чем-то чрезвычайно весомым или серьезным. Сейчас он кажется мне забавным. Забавно, что у меня сегодня едва ли не лучшая прическа в жизни. Забавно, что можно впускать кого-то в свое тело. Забавно, что люди так озабочены этой темой. И, что самое забавное, я обсуждаю этот вопрос со своей сорокапятилетней подругой. И несмотря ни на что, мы начинаем смеяться.
Аарон заходит в магазин, заметно успокоившийся после психологического срыва и готовый к тому, чтобы на него вновь обратили внимание. Мы же с Нуалой трясемся от смеха. Я держусь за ее плечо, и чем больше я смеюсь, тем сильнее напрягаются мои мышцы, тем больше проявляется саднящее ощущение между ног. «
– Над чем вы смеетесь? – спрашивает Аарон таким тоном, будто говоря: «У меня тут, вообще-то кое-какая травма».
Я вглядываюсь в пустое лицо Аарона и понимаю, что, несмотря на то что он старше меня, никто никогда его не любил. Даже не так, как любит меня Ро, но и так, как любят меня Нуала, Фиона и Лили. Меня переполняет настолько огромная любовь к людям в моей жизни, что единственное чувство, которое я могу испытывать к Аарону, – это ощущение того, что он очень, очень маленький. Увядший как растение, которое забыли полить.
Аарон в смущении взирает на нас, и Нуала поворачивается к нему, изучая его взглядом с ног до головы, и, похоже, понимает, что хотя ему и не следует доверять, но он до сих пор обессилен, так что его можно не бояться.
– Ты же не приводила его к себе домой, да? – спрашивает она наконец.
– Э-э-э…
– Извините, – прерывает он наш диалог. – Значит, вы Нуала? Мы до сих пор не были официально представлены.
Нуала подозрительно поглядывает на него, а у Аарона, похоже, не хватает сил, чтобы перейти в наступление. Неужели это тот самый тип, который заставлял несколько десятков людей признаваться в своих самых сокровенных тайнах? Тот самый, кто заставлял всех прислушиваться к каждому своему слову:
– Я ушел из «Детей», – говорит он. – Вот что важно. То, что они делают, это не… это не по-христиански. Не имеет ничего общего с христианскими ценностями. Это просто принуждение и жадность; они пытаются захватить как можно больше территории. Когда они выкачают все из Килбега, они просто уйдут, оставив после себя своих последователей с радикальными взглядами. Так будет продолжаться и дальше.
– Но к чему им вообще такая радикализация? – спрашиваю я.
И это смущает меня больше всего. Я так и не понимаю. Я могу понять, почему можно хотеть захватить Колодец, могу понять жадность, стремление получить как можно больше магической силы. Но вселять в сердца людей ненависть просто так, ради ненависти?