Дустом, просидевший всю зиму затворником в Кила-и-Джанги (Военный Форт) на окраине Мазари-Шарифа, неожиданно для себя оказался в глазах соседних государств и многих афганцев спасителем и последней надеждой в борьбе с талибами. Мазари-Шариф, расположенный в среднеазиатской степи, берущей начало к северу от Гиндукуша, культурно и этнически намного больше отличался от Кандагара, чем Кандагар от Карачи. Форт, построенный в XIX веке, — это сюрреалистический коллаж европейского феодального замка с заградительными рвами и сказочным дворцом из «Тысячи и одной ночи» с бастионами из обожженной глины и голубым куполом цитадели, в которой Дустом держал свой штаб. Форт, охраняемый танками, артиллерией и вышколенными солдатами, до сих пор носившими форму коммунистических времен, производил сильное впечатление на посетителей, в том числе и на иностранных дипломатов, ожидавших очереди увидеться с Дустомом.
Он был безжалостным правителем. Впервые войдя в форт, я увидел пятна крови и куски мяса на грязном дворе. Я невинно спросил у охраны: «Что, барана резали?» Мне сказали, что за час до того Дустом наказал одного из солдат за воровство. Его привязали к гусеницам русского танка, который затем несколько раз проехал по двору, превратив его тело в фарш, а гарнизон и сам Дустом наблюдали за этим. Узбеки, наиболее жестокие и воинственные из всех народов Средней Азии, известны своей любовью к грабежам и мародерству, — возможно, из-за своего происхождения от чингисовых орд. Дустом был умелым вождем. Более шести футов ростом, с накачанными бицепсами, Дустом был похож на медведя с неприветливой улыбкой, которая несколько раз, клялись мне узбеки, пугала людей до смерти.
Он родился в 1955 году в окрестностях Шибиргана, в бедной крестьянской семье. Был крестьянином, затем водопроводчиком, пока в 1978 году не пошел в армию. Он поднимался по службе, пока не стал командиром танкового корпуса, защищавшего дорогу из порта Хайратан на Амударье, по которой шла советская помощь. После ухода Советов в 1989 году Дустом возглавил свирепое узбекское ополчение, которое называлось джаузджани, по имени их родной провинции. Ополчение использовалось президентом Наджибуллой в качестве ударных отрядов в борьбе против моджахедов. Джаузджани воевали по всему Афганистану, часто их перебрасывали по воздуху как последнее средство, чтобы удержать тот или иной пункт под контролем.
В 1992 году Дустом первый взбунтовался против своего наставника Наджибуллы, заслужив репутацию предателя и политического оппортуниста. Затем сильно пьющий Дустом превратился в «доброго мусульманина». С тех пор он побывал в союзе со всеми — Масудом, Хекматьяром, талибами, снова с Масудом — и всех по очереди предавал с нескрываемым апломбом. Он состоял на содержании у всех стран, получая средства от России, Узбекистана, Ирана, Пакистана, а потом и от Турции. В 1995 году ему удалось состоять на довольствии одновременно у Ирана и у Пакистана, которые тогда были на ножах друг с другом из-за Талибана.[57]
Контролируя всего шесть провинций на севере, Дустом сделался незаменимым для соседних стран. Теперь Иран, Узбекистан и Россия поддерживали Дустома как светский буфер на пути пуштунских фундаменталистов и видели в нем единственного лидера, способного спасти север Афганистана от Талибана.[58] Если он и отличался последовательностью в чем-либо, так это в неприятии пуштунского фундаментализма, даже до появления талибов.Мазари-Шариф, некогда оживленный перекресток на Великом Шелковом Пути, восстановил свое значение как ключевой пункт для контрабанды между Пакистаном, Средней Азией и Ираном. Дустом создал свою собственную авиакомпанию