Талифа-куми

Под аркой шел совсем осторожно. Я ж понимаю: если мне все хорошо слышно, то и меня тоже хорошо слышно. На входе во двор остановился и оглядел его. Двор, как ему в наше время и положено, машинами был заставлен. Вот на них я и смотрел. Искал, признаюсь, белый джип.

И я его увидел!

Он стоял на той стороне двора, другими машинами от меня загороженный. Так что рассмотрел я только верх его. Честно говоря, екнуло внутри. Хоть и ожидал я этой встречи именно тут, но, правду говоря, не очень-то ожидал.

Залез я в левый внутренний карман своего пиджака, типа за смартфоном, а заодно кобуру расстегнул. Она там как раз поблизости была. Я за тем, разумеется, и лез. Ну и смартфон достал, конечно. Понтоваться, так уж до конца: вдруг наблюдают. И, тыча в смартфон пальцами, не торопясь, вдоль стены стал выдвигаться к джипу.

Мне совсем не хотелось встречаться с этой троицей одному. Но, черт подери, не отступать же! На этой земле пока еще мы хозяева, а не они.

Иду, а сам себя успокаиваю тем, что не один же белый «мерс» на всю Сибирь. Может, это и не они вовсе? Ну, они не они, а метров за пять до джипа я смартфон обратно в карман потащил. Чтоб рука ближе к пистолету была. А сам шаги ускорил. И через секунду, когда джип уже полностью передо мной предстал, остановился я и матюгнулся с облегчением. Не «мерс» это был, а «тойота».

— Эля, вы как-то странно на меня смотрите. Наверно, внутри потешаетесь надо мной, да? Думаете: «Перетрусил Рэмбо хренов, за пистолет схватился! Ты б еще гранату противотанковую в штаны засунул!»

Журавленко рассмеялся, откинулся на спинку стула и, чуть обернувшись, крикнул:

— Танечка, кофейку нам, пожалуйста, еще! И соку похолоднее...

Потом снова повернулся к журналистке:

— Ну признайтесь, Эля, об этом подумали? Я не обижусь, честное ментовское. Я ведь тогда и сам над собой мысленно смеялся.

— А напрасно, — задумчиво сказала Эльвира. — Я, Сергей Викторович, ничего такого про вас не подумала. Я, наоборот, думаю... точнее, мне кажется почему-то, что в то утро вам повезло, что это оказался не тот самый джип.

— Я знаю, — ответил Журавленко, принимая от официантки новую чашку кофе и ставя его перед Эльвирой. — Только тогда я еще не догадывался, насколько сильно мне повезло. Это я чуть попозже понял.

А в то утро, дождавшись восьми часов, когда уже к людям можно звонить в дверь, не опасаясь их разбудить — день-то рабочий, — я поднялся на третий этаж по широкой лестнице, на ступеньках которой тысячи ног вытоптали за десятилетия глубокие впадины, и позвонил в квартиру Райхмана.

Неожиданно быстро тонкий, но совсем не старческий голос спросил из-за двери:

— Кто там?

— Полиция, — отвечаю.

— Какая?

Сотни раз я слышал этот вопрос из-за запертых дверей и каждый раз удивлялся: неужели наши граждане ждут, что к ним может прийти какая-либо иная полиция, кроме как...

— Российская! — говорю. — Мне бы увидеть Райхмана Семена Семеновича.

— Зачем?

— Может, вы откроете? Я как-то не очень умею разговаривать с дверями.

— Зачем я вам нужен?

— Семен Семенович, — захожу я с козырей, — нам нужна ваша консультация по поводу одного древнего текста. Этот текст сейчас со мной.

Прошла секунда, другая... За дверью молчали. Потом загремел-застучал замок и дверь приоткрылась, правда на цепочке. В проеме показались сначала большой толстый нос и шкиперская бородка, торчавшая почти параллельно полу, а затем и остальная голова Райхмана.

— Покажите! — сказала голова.

Невесть почему, я решил показать ему свои корочки.

Он тщательно прощупал их взглядом и заявил:

— Это не древний текст. Вас обманули.

И попытался закрыть дверь. Этот номер у него, разумеется, не прошел, потому что ногу я в дверь просунул, еще как только она открылась.

— Семен Семенович, — говорю, — обождите. Вот он, текст-то!

И показываю ему ту самую записку в пластиковом пакетике. Райхман только взгляд на нее бросил — тут же:

— Дайте!

— Вы все-таки впустите меня, Семен Семенович, — кладу я записку обратно в карман. — А то невежливо как-то.

— Для того, чтобы вас впустить, — консультирует меня Райхман, — мне надо открыть дверь. Для того, чтобы открыть дверь, мне сначала надо ее закрыть. А ваша нога этому мешает. По-вашему, очень вежливо было ее сюда совать?

Старик был прав, черт возьми, и я убрал ногу в коридор.

— Так-то лучше, — говорит Райхман. — А то освоили, понимаешь, жандармские приемчики!

Он закрыл дверь. Но открывать не торопился. Я уже начал думать, что все сорвалось, как вдруг из-за двери послышалось громкое шарканье. К ней явно придвигали что-то тяжелое.

Я на всякий случай отошел вбок. Черт его знает, этого старого коммуниста: может, ему дедушка, участник трех революций, пулемет «максим» в наследство оставил. Сейчас шарахнет очередью по цепному псу буржуазии, вот вам и сходил к букинисту.

Тут дверь открывается и мне из квартиры рукой машут:

— Заходите.