Талифа-куми

— Ну, как знаете, — пожал плечами Журавленко. — Ребята, значит, все-таки заглянули в салон. Им навстречу по запекшейся на линолеумном полу луже трупной жидкости ползла распухшая, голая, вся черная с болотным отливом покойница. Ее так специально уложили, чтобы казалось — ползет. Спиной вверх, правая рука поджата к животу, а левая вытянута вперед. Голова поднята и закреплена на подставке под подбородком. Чтоб смотрела на дверь. Рот от разложения открылся, зубы оскалены. Во рту и вокруг него копошатся, как ожившая вермишель, опарыши.

А ко лбу покойницы шилом приколот ее венчик, на котором поверх икон и молитв красным фломастером написано: «А мы ведь сначала хотели по-хорошему, никого из непричастных не трогая, забрать то, что нам принадлежит».

Эльвира, залпом допив коктейль, грохнула бокалом о столик:

— Так описываете, будто сами видели!

— Конечно, видел. И фото, и видео с места происшествия. Вам еще? — Журавленко кивнул на пустой бокал.

— Спасибо, — отказалась Эльвира. — Мне еще назад возвращаться сегодня.

— Дело ваше, — пожал плечами Журавленко. — Я не знаю, сколько времени дети смотрели на все это. Может, через мгновение убежали, а может, застыв на месте, вглядывались и вглядывались, как зачарованные. Они не помнят. Ведь отвратительное так же притягивает людей, как и прекрасное. И желающих посмотреть на разложившийся труп никак не меньше, чем желающих взглянуть на «Мону Лизу».

— Да, — усмехнулась Эльвира. — Это да. Удивительно, но так и есть.

— Как бы то ни было, в конце концов дети прибежали в полицию и рассказали. Ну, точнее, попытались рассказать. Не очень у них получалось. Истерика, слезы ручьем. Их колотило, как в лихорадке. Полиция выехала на место. Там, помимо уже сказанного, установили, что, кроме следов «газели», присутствуют и следы другой машины. Когда через пару часов определили, что это следы того самого «мерседеса», никто не удивился.

— Как можно цинковый гроб вскрыть без инструментов? — спросила журналистка.

— Никак, — ответил Журавленко. — А почему без инструментов? Еще как с инструментами. У них «мерс» был оборудован ого-го! Мы потом, через неделю, когда его осматривали, были в шоке от обилия всяких устройств, там установленных. Как космический корабль, право слово.

— А платье свадебное откуда там взялось?

— Фирсов с собой привез. Молодых и незамужних принято в свадебном платье хоронить. Разве вы этого не знали, Эля?

Журналистка покачала головой.

— Странно, — сказал Журавленко. — Я думал, это все знают.

— Платье-то зачем они разрезали?

— Это не они, это в морге. Иначе труп одеть невозможно. У всех покойников одежда на спине разрезана.

— А зачем им надо было всю эту мерзость с гробом и телом проделывать? Извращенцы, что ли?

— Нет, Эля, нет! — поднял ладонь Журавленко. — Они не извращенцы и не маньяки. Скажу вам то, что говорил и Косте Мееровичу: они очень и очень прагматичные и умные люди. Других бы на такое дело не послали. Но даже расчетливые и умные иногда выходят из себя. Когда тебе кажется, что удача уже в руках, и вдруг облом — это бесит. Кого угодно бесит. Вот давайте поставим себя на их место. Им нужна была одна штука. Они приложили массу усилий, чтоб ее заполучить. Тщательно разработали и реализовали очень рискованный план. Совершили несколько особо тяжких преступлений. Поставили на кон свою жизнь. За это их можно даже уважать — в наше время редко кто делает такие ставки. В какой-то момент им показалось, что — ура! — они достигли своей цели. Вот она, у них в руках! И в ту же секунду товарищ Судьба, радостно улыбаясь, преподносит им свой любимый сюрприз — Большой Облом!

Журавленко расстегнул нагрудный карман рубашки и достал пластиковый пакетик с желтой бумажкой внутри:

— Вот она где, их цель. И никогда не покидала моего кармана.

— Так вы не отправили ее как наживку? — распахнула глаза Эльвира.

— Кем бы я был, если бы отправил?.. Вот именно. Нет, Эля, такой редкий вид оленей на службу в полицию не берут! — засмеялся Журавленко. — Их еще на медкомиссии отсеивают. А меня взяли и тридцать лет не выгоняют. Наживкой был Фирсов. А в медальон-звездочку я еще по телефону приказал Мееровичу положить фальшивку. Вот они с нашим экспертом Таней Земцовой быстренько сляпали такую, чтоб с первого взгляда отличить от настоящей нельзя было, и в медальон положили.

— А можно... — Эльвира чуть приподнялась со стула. — Можно мне посмотреть?

Она протянула руку, но тут же убрала ее и села обратно. Журавленко молчал, покачивая пальцами бумажку и задумчиво глядя на журналистку.

Та снова приподнялась и протянула руку:

— Можно, Сергей Викторович?

— Можно, — сказал наконец Журавленко. — Но смотреть глазами, а не руками.

Он осторожно достал бумажку из пакетика, развернул и протянул вперед. Эльвира, прикрыв ладонью бумажку от солнца, долго вглядывалась в нее. Журавленко уже хотел было убрать руку, но журналистка жестом остановила его:

— Еще чуть-чуть, Сергей Викторович!

Смотрела еще секунд двадцать, потом села на место и уставилась на пепельницу, медленно передвигая ее туда-сюда между ладонями.

— Теперь хватит? — спросил Журавленко.