Талифа-куми

— Только-только об этом же подумал. Сейчас поеду поговорю с ними.

Мы повернулись к девчонкам у стойки.

Света всхлипывала и жаловалась Сане, что теперь брат ее возненавидит. Он же просил никому не рассказывать...

— Ну и пошел он! — темпераментно объясняла Саня. — А будет наезжать, ты ему вот так по яйцам, ха! — Она махнула перед собой прямой ногой. — Это заставит его призадуматься!

— Девочки, идите сюда! — позвал я, а когда они подошли, сказал: — Света, ты молодец, что нам все рассказала. Твоему брату, похоже, действительно грозит опасность. Но теперь мы попробуем ему помочь. Ну а тебе, — улыбнулся я крестнице, — теперь точно будет новый смартфон.

— Правда?! — подпрыгнула она.

— Только если четверть на четыре и пять закончишь, — уточнил Костя.

— Как я ее закончу на «удаленке» с такой, блин, связью?! — отчаянно закричала Саня. — Ни фига тут не закончишь!

— Ступайте обе, — сказал Костя.

— Пойдем! — толкнула Саня подружку и быстро зашагала на выход с веранды.

Потом с улицы донесся, удаляясь, ее дрожащий от возмущения голос:

— Вообще, блин, на одни двойки закончу, раз со мной так!

17.

В тот день в нашем ОБЭП было праздничное настроение. Они накрыли группу торговцев древесиной, которые, прикрываясь легальными контрактами, на деле заготавливали и продавали «вчерную», через фирмы-однодневки, намного больше.

Скрывая следы, «черные лесорубы» очень тщательно захоронили документы этих фирм, но забыли сделать то же самое с бухгалтером. А стоит знать, что если любого бухгалтера посадить в камеру, то уже очень скоро он начнет рассказывать массу интересных историй.

В ОБЭП так и поступили. В результате за последнюю пару дней они взяли, практически с поличным, всю эту группу лесоторговцев. Почти десяток человек.

Так что начальник ОБЭП Иван Филичев встретил меня в наилучшем настроении. Правда, зная, что у меня дела обстоят совсем не так хорошо, как у него, постарался выражение радости на лице заменить на подобающее случаю выражение товарищеского сочувствия. Не очень это у него получилось, но мне было плевать.

Я отозвал его на улицу и там, на лавочке во внутреннем дворе отделения, поведал ему о том, какая помощь мне нужна.

— Думаешь, это связано с тем самым делом?

— Уверен. И еще уверен, что у нас намечаются новые трупы. Может быть, много. У них и правда не заржавеет всю семью вырезать. Но самое главное, мне надо знать, где сейчас прячется старший сын Титова. Его же все равно найдут. Не те люди к нам выдвигаются, от которых спрятаться можно.

— Я понимаю, понимаю, — сказал Филичев и в задумчивости начал разглаживать усы.

— На чем его разговорить можно?

— Я сам с ним поговорю. Без тебя. Так лучше будет.

— Мне очень срочно надо.

— Сегодня и поговорю, — Филичев встал. — Ну, блин, Титов! Мне, конечно, удивительно было, что он так быстро приподнялся. Но чтоб такое! Как думаешь, у него те самые пятитысячные?

— Почти уверен. Но вряд ли он знает, что это фальшивки. Эксперты установить не могли, куда ему.

— Ладно, сегодня же вытряхну из него все. Он, вообще-то, разговорчивый, — усмехнулся Филичев в усы.

По этой фразе я понял, что Титов «барабанил» Филичеву. Поэтому Иван и не захотел в моем присутствии с ним говорить. Это правильно. С агентом беседуют только с глазу на глаз.

Пока я общался с Филичевым, Костя Меерович позвонил в Томский университет. Вдруг Титов-младший и правда там? Но из универа ответили, что студент Алексей Титов отсутствует и что, собственно, никто не ожидал его присутствия, так как он еще весной взял академический отпуск на год.

— Ой, сколько же у меня тем для бесед с Титовым-младшим! Ой, как много! — добавил Костя, доложив мне результаты разговора с Томском.

— Ваня Филичев свое дело знает, — сказал я. — Так что скоро мы с Лешей Титовым побеседуем.

Разбежались!

Филичев пришел ко мне примерно в пять вечера. Был он одновременно злой и задумчивый.

— Ноль! — сказал он мне с порога.

Потом со стуком приставил к моему столу стул, рухнул на него и повторил:

— Ноль, бляха-муха!

— Неужели Титов-папа ничего не знает? — удивился я.

— Да все он знает. Уж где его сын скрывается, точно знает. По глазам вижу, — Филичев тряхнул ладонью перед своими глазами. — Но боится. Я таких перепуганных в жизни еще не видел. Язык себе готов откусить человек, лишь бы не рассказывать.

— Надеюсь, до этого ты дело не довел? — поинтересовался Костя.

— Слушай, Меерович, хватит, а? Мне и без твоих подколок... — Филичев вскочил и зашагал по кабинету.

— Обратите внимание, все их боятся, — сказал я. — Все, кто хоть прямо, хоть косвенно дело с ними имели, боятся до усрачки.

— Ничего, — как-то не по-своему угрюмо заметил Костя. — Когда усадим их здесь, вот на этот стульчик, тогда посмотрим, что в них такого страшного. И кто кого бояться тогда будет, тоже посмотрим.

А Филичев все мотался туда-сюда по кабинету, успокоиться никак не мог, все бубнил из-под усов:

— Боится он, гаденыш! А меня он уже не боится, да? Ладно, будут тебе «маски-шоу» и на заправках, и в офисе, и дома. Мозги-то махом прочищу! От всех страхов излечу...

— Подожди, Вань, — говорю ему. — Присядь, что ты мечешься.