Потом сел на одну из скамеек перед высоким фонтаном, скинул дышащие на ладан кроссовки, даже не удосужившись развязать шнурки. Когда надел новые кеды, ноги издали явственный вздох облегчения. Поднявшись со скамьи, Джек бросил старые кроссовки в высокую черную урну с белой надписью «НЕ БУДЬ НЕРЯХОЙ». Ниже, уже маленькими буквами, урна сообщала, что «Земля – наш единственный дом».
Джек двинулся по длинной аркаде первого этажа, оглядываясь в поисках телефона. У поп-корновой тележки расстался с пятьюдесятью центами и получил квартовый стакан, наполненный свежим, поблескивающим маслом поп-корном. Продававший поп-корн мужчина средних лет, с усами как у моржа, в котелке и нарукавниках, подсказал, что телефоны за углом, рядом с «Тридцать одним вкусом» на втором этаже, и махнул рукой в сторону ближайшего эскалатора.
Пригоршнями отправляя поп-корн в рот, Джек поднялся на второй этаж следом за женщиной лет двадцати и ее пожилой спутницей с такими широкими бедрами, что они почти перекрывали эскалатор. Обе дамы были в брючных костюмах.
Если бы Джек «выпрыгнул» из Долин в «Торговом центре Бакай» – или даже в миле-двух от него, – задрожали бы стены, рухнул бы потолок, сбрасывая кирпичи, балки, динамики и светильники на всех, кто – вот уж не повезло – оказался на первом этаже, и принцессы-десятиклассницы, и даже наглый Тимми, и большинство остальных попали бы в больницу с разбитыми головами, сломанными конечностями, раздавленными грудными клетками… За секунду до того как сойти с эскалатора, Джек увидел летящие вниз огромные куски бетона и металлические балки, услышал жуткий треск разваливающегося мезонина и крики… неслышные, но словно пропечатанные в воздухе.
Ангола. «Рейнберд-Тауэрс».
Джек почувствовал, как зачесались и покрылись потом ладони, вытер их о джинсы.
«ТРИДЦАТЬ ОДИН ВКУС» – сообщала сверкавшая холодным белым неоном вывеска «Баскин Роббинс» слева. Повернув к ней, Джек увидел на другой стороне прохода изогнутый коридор. Стены и пол сверкали коричневым кафелем. Обогнув изгиб коридора, Джек оказался рядом с тремя телефонами-автоматами, действительно накрытыми прозрачными пластмассовыми колпаками. Двери напротив вели в мужской и женский туалеты.
Джек нырнул под центральный колпак, набрал «0», потом междугородный код и номер «Альгамбры».
– Способ оплаты? – спросила телефонистка, и Джек ответил:
– Звонок за счет вызываемого абонента, миссис Сойер из номера четыре ноль семь и четыре ноль восемь. От Джека.
Теперь трубку взяла телефонистка коммутатора отеля, и у Джека защемило в груди. Она перевела звонок в номер. Раздался гудок, второй, третий.
Потом он услышал голос матери:
– Господи, малыш, как я рада! Для такой старушки роль брошенной матери весьма нелегка. Я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом и ты не учишь меня, как надо вести себя с официантами.
– Ты слишком крутая для большинства официантов, вот и все, – ответил Джек и подумал, что вот-вот заплачет от облегчения.
– С тобой все в порядке, Джек? Скажи мне правду.
– Все хорошо, это точно. Да, у меня полный порядок. Я только хотел убедиться, что ты… ты понимаешь.
В трубке раздалось шипение, помехи напоминали шуршание песка, который ветер гнал по пляжу.
– Я в норме, – ответила Лили. – Все отлично. Во всяком случае, не хуже, если это тебя тревожит. Пожалуй, я хотела бы знать, где ты.
Джек замялся, и некоторое время в трубке слышались только треск и шипение помех.
– Я в Огайо. В скором времени собираюсь повидаться с Ричардом.
– Когда вернешься домой, Джеки?
– Не могу сказать, сам не знаю.
– Не можешь сказать. Клянусь, малыш, если бы твой отец не дал тебе такое глупое прозвище… если бы ты попросил меня об этом десятью минутами раньше или десятью позже…
Усилившийся вой помех заглушил ее голос, и Джек вспомнил, как она выглядела в кафе – осунувшаяся, слабая старуха. Когда помехи стихли, он спросил:
– У тебя есть проблемы с дядей Морганом? Он досаждает тебе?
– Твоего дядю Моргана я вышибла отсюда коленкой под зад.
– Он приезжал? Приезжал в отель? Он по-прежнему досаждает тебе?
– Я избавилась от Слоута через два дня после твоего ухода, малыш. Можешь из-за него не тревожиться.
– Он не сказал, куда поехал? – спросил Джек, и едва эти слова сорвались с его губ, трубка издала мучительный вопль, который, казалось, пронзил Джеку голову. Он поморщился и отодвинул трубку от уха. Статические помехи стали такими громкими, что разносились чуть ли не по всему коридору.
– МАМА! – прокричал Джек, вновь поднося трубку ближе к уху. Вой все нарастал, будто в телефонную линию встроили генератор помех.
Вдруг все стихло. Как отрезало. Джек прижал трубку к уху, но услышал только черное молчание мертвого воздуха.
– Эй. – Он подергал за рычаг. Молчание в трубке давило на барабанную перепонку.
И тут резко, словно от подергивания рычага, вернулся длинный гудок – свидетельство здравомыслия и порядка. Джек сунул руку в карман, чтобы достать еще одну монету.
Он неловко держал трубку левой рукой, а правой рылся в кармане, но замер, когда длинный гудок вновь сменился тишиной.