Талисман

– Хо-о-о-й-и-и! – воскликнул чернокожий старик. С неестественной радостью. Одной рукой он обнимал Джека, покачивал его. – Ты пытаешься нести очень тяжелую ношу, сынок. Точно, пытаешься. Может, часть надо бы сбросить.

– Я их убил, – прошептал Джек. – Тилке, Уайлда, Хагена, Дейви…

– Знаешь, если бы твой друг Спиди был здесь, – прервал его певец, – кем бы он ни был и где бы ни побывал в этом огромном старом мире, он бы сказал тебе, что ты не можешь нести этот мир на своих плечах, сынок. Это тебе не под силу. Никому не под силу. Попытайся нести на своих плечах мир, и сначала он сломает тебе спину, а потом сломает тебе душу.

– Я убил…

– Приставил пистолет к их головам и выстрелил, да?

– Нет… землетрясение… я прыгнул…

– Ничего об этом не знаю, – прервал его чернокожий старик. Джек оторвался от певца и с любопытством уставился на изрезанное морщинами лицо, но старик уже повернул голову к автомобильной стоянке. Если он и был слепцом, то мог отличить ровный, но более мощный рокот двигателя патрульного автомобиля от любого другого, потому что смотрел старик именно на этот автомобиль, который приближался к ним. – Знаю только одно: кажется, ты шире, чем следует, воспринимаешь идею «убийства». Наверное, если сейчас какой-нибудь парень упадет замертво от сердечного приступа рядом с нами, ты подумаешь, что убил его. «Ой, посмотрите, я убил этого парня просто потому, что сижу здесь, ох, ужас, ох, беда, ох, тоска-а-а, ох, то… ох, сё! – Со словами «то-сё» слепец провел пальцем по струнам, от «соль» к «до» и обратно к «соль», и рассмеялся, довольный собой.

– Спиди…

– Никакого «спида» здесь нет, – повторил чернокожий, показав в озорной улыбке желтые зубы. – Однако некоторые люди слишком торопливо возлагают на себя вину за то, что начали другие. Может, ты в бегах, парень, и, может, за тобой гонятся. – Вновь «соль».

– Но может, так нервничаешь ты зря.

«До», изящный короткий проигрыш, заставивший Джека улыбнуться сквозь слезы.

– Может, кто-то хочет достать тебя.

Опять «соль», а потом слепец отложил гитару (тем временем в патрульном автомобиле копы бросали монетку, чтобы определить, кому прикасаться к старине Снежку, если тот не захочет добровольно залезать на заднее сиденье).

– Может, беда, а может, тоска-а-а, и, может, то, а может, и сё. – И он снова рассмеялся, словно никогда не слышал ничего более смешного, чем страхи Джека.

– Но я не знаю, что произойдет, если я…

– Никто не знает, что произойдет, когда они что-то делают, верно? – прервал его чернокожий старик, который мог быть, а мог и не быть Спиди Паркером. – Нет. Они не знают. Если думаешь об этом, то сидишь дома весь день, боясь выйти за дверь! Я не знаю твоих проблем, парень. Не хочу их знать. Может, ты псих, со всеми этими разговорами о землетрясениях. Но раз уж ты помог мне собрать монеты и не украл ни одной – я сосчитал все плюх-плюхи, поэтому знаю, – я дам тебе совет. Иногда ты ничего не можешь изменить. Некоторые люди погибают, потому что кто-то делает что-то… но если кто-то чего-то не делает, погибает гораздо больше людей. Ты понимаешь, к чему я клоню, сынок?

Пыльные солнцезащитные очки смотрели на Джека.

Он ощутил безмерное, пробирающее до глубины души облегчение. Он понимал, будьте уверены. Слепой старик говорил о трудном выборе. Он намекал, что, возможно, есть разница между трудным выбором и преступным поведением. И возможно, здесь преступников не было.

Преступником мог быть тот человек, что пятью минутами раньше предложил ему валить домой.

– Очень может быть, – продолжил слепец, взяв на гитаре мрачное «ре-минор», – что все служит промыслу Божьему, как моя мама говорила мне, а твоя – тебе, если она христианка. Может, мы думаем, что делаем одно, но на самом деле делаем другое. В «Доброй книге» все это написано, и даже зло служит Господу. Что ты на это скажешь, парень?

– Не знаю, – честно ответил Джек. Он совсем запутался. Стоило ему закрыть глаза, как он видел перед собой телефон-автомат, срывающийся со стены, повисший на проводах, словно жуткая марионетка.

– Что ж, пахнет так, будто тебе приходится заставлять себя пить.

– Что? – в изумлении переспросил Джек. Я подумал, что Спиди выглядит как Миссисипи Джон Хёрт, и этот парень начал играть блюз Джона Хёрта, вспомнил он. – А теперь он говорит о волшебном соке. Говорит не впрямую, но, клянусь, говорит именно о нем… иначе быть не может!

– Ты читаешь мысли, – прошептал Джек. – Правда? Ты научился этому в Долинах, Спиди?

– Ничего не знаю о чтении мыслей, – ответил слепец, – но в этом ноябре исполнится сорок два года, как отключились мои лампы, и за сорок два года нос и уши взяли на себя часть их работы. Я чую запах дешевого вина, сынок. Ты им пропах. Словно мыл им волосы.