Фермер наклонился к нему, улыбнулся, продемонстрировав жуткие зубы.
– Ты дурачок, малыш? – спросил он очень по-доброму.
– Нет. – Джек улыбнулся в ответ, отдавая себе отчет, что произнес не «нет», а какое-то долинское слово: при прыжке менялась не только речь, но и образ мышления (образ
Теперь улыбнулась жена фермера.
– Твоя мама говорит правильно. Ты идешь на ярмарку?
– Да, – кивнул Джек. – Я иду по дороге… на запад.
– Тогда залезай в телегу, – предложил фермер Генри. – День уходит. Я хочу продать все, что у меня есть, если смогу, и вернуться домой до заката. Кукуруза уродилась плохо – уже последняя в этом году. Мне повезло, что я собрал ее в девятом месяце. Кто-нибудь да купит.
– Благодарю. – Джек залез в телегу через задний борт. Здесь лежало множество кукурузных початков, связанных по десять грубой веревкой и уложенных, как поленья.
Он сидел спиной к фермеру и его жене, обутые в сандалии ноги болтались в воздухе, едва не касаясь плотно утрамбованной поверхности Западной дороги. Телег и фургонов в это утро хватало, большинство, как предположил Джек, направлялись на ярмарку. Время от времени фермер громко приветствовал кого-то из знакомых.
Джек все еще гадал, какой вкус у этих тыкв яблоневого цвета – и как ему вообще добыть еды, – когда маленькие ручонки схватили его за волосы и дернули так резко, что на глаза навернулись слезы.
Он повернулся и увидел трехлетнего малыша, который босиком стоял позади него и широко улыбался. В каждом кулачке осталось несколько волосков Джека.
– Джейсон! – воскликнула мать – но в ее голосе слышались снисходительные нотки (
Джейсон довольно улыбался. Эта широкая, глуповатая, солнечная улыбка чем-то напоминала аромат стога сена, в котором Джек провел ночь. Он сам не мог не улыбнуться в ответ… и понял, что завоевал дружбу жены Генри.
– Сесь. – Джейсон покачивался взад-вперед, словно бывалый матрос. И продолжал улыбаться Джеку.
– Что?
– На.
– Не понимаю тебя, Джейсон.
– Сесь-на.
– Не пони…
А потом Джейсон, мальчишка для своего возраста крупный, плюхнулся на колени Джека, все так же улыбаясь.
– Джейсон плохой мальчик! – Все тот же прощающий голос матери – «ну-разве-он-не-милашка?» – и Джейсон, который знал, кто здесь главный, снова заулыбался – глуповато, ласково, обаятельно.
И тут до Джека дошло, что Джейсон обдулся, да налил так, что мало не покажется.
И, сидя с ребенком на коленях, чувствуя, как теплая влага медленно пропитывает одежду, Джек рассмеялся, подняв лицо к синему-синему небу.
Несколько минут спустя жена Генри добралась до заднего борта телеги, где сидел Джек с ребенком на коленях, и забрала Джейсона.
– О-о-о, да ты мокрый, дрянной мальчишка. – Но ее голос продолжал прощать все.