Талисман

Джек повернулся к широкому коридору второго этажа и наконец увидел свет: ясный, чистый свет, как в тот день, когда он видел в небе летающих людей. Коридор кончался еще одной парой двустворчатых дверей, и двери эти были закрыты, но достаточно света пробивалось над ними и под ними, а также сквозь щель между дверями, и было ясно, что свет за ними был действительно очень ярким.

Он очень хотел увидеть этот свет и источник этого света, он проделал длинный путь, чтобы увидеть его, прошел через ужасную темноту.

Двери были очень тяжелыми, их покрывал четкий орнамент. Над ним золотой краской была сделана надпись, изрядно осыпавшаяся, но вполне еще читаемая: «ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ЗАЛ ДОЛИН».

— Эй, мама, — сказал Джек мягким удивленным голосом, входя в это сияние. Счастье наполнило его сердце — это чувство было как радуга, радуга, радуга. — Эй, мама, кажется, я здесь, я действительно здесь.

Потом Джек мягко, с трепетом взялся обеими руками за ручки двустворчатой двери и надавил на них. Он открыл двери, и, когда он это делал, расширяющаяся полоса чистого белого света легла на его открытое и удивленное лицо.

7

Солнечный Гарднер оглядывал берег как раз в тот момент, когда Джек казнил последнего из пяти рыцарей-стражей. Он услышал глухой удар, словно внутри отеля взорвалась динамитная шашка. В тот же миг во всех окнах второго этажа «Эджинкорта» вспыхнул белый свет, и все резные медные фигуры — луна и звезды, планетоиды и изогнутые стрелы — одновременно остановились.

Гарднер был одет как боец специального отряда полиции Лос-Анджелеса. Поверх его белой рубашки был надет черный бронежилет, на перекинутом через плечо брезентовом ремне висела рация. Ее неуклюжая толстая антенна качалась из стороны в сторону, когда он двигался. На другом плече висел «уэзерби» 36-го калибра. Это была охотничья винтовка, почти такая же большая, как зенитное орудие; даже сам Роберт Руарк, увидев ее, лопнул бы от зависти. Гарднер купил ее шесть лет назад, после того как обстоятельства вынудили его избавиться от старого охотничьего ружья. Чехол от винтовки, сделанный из настоящей зебровой шкуры, лежал в багажнике «кадиллака» рядом с телом его сына.

— Морган!

Морган не обернулся. Он стоял за грядой скал, торчащих из песка, подобно клыкам. В двадцати футах от скал, всего в пяти футах от линии прилива, лежал Спиди Паркер, он же Паркус. В обличье Паркуса он однажды оставил след на теле Моргана из Орриса — бледные шрамы на белых бедрах, знаки, которыми в Долинах клеймят предателей. Только благодаря заступничеству самой Королевы Лауры эти шрамы оказались не на щеках, а на внутренней стороне бедер, где они почти всегда были скрыты одеждой. Морган, как один, так и другой, не стал любить сильнее Королеву за ее заступничество… но его ненависть к Паркусу, оставившему на его теле эти клейма, была беспредельна.

Теперь Паркус/Паркер лежал на берегу лицом вниз, его череп был покрыт гноящимися язвами. Кровь вяло капала из ушей.

Морган хотел бы верить, что Паркер еще жив, еще страдает, но последнее различимое движение его спины Морган заметил минут пять назад, когда они с Гарднером добрались до этих скал.

Когда Гарднер позвал, Морган не обернулся, потому что он был поглощен зрелищем своего старого врага, теперь уже павшего. Те, кто утверждает, что месть не сладка, очень не правы.

— Морган! — снова прошипел Гарднер.

На этот раз Морган повернулся, хмурясь:

— А? Что?

— Смотри! На крыше отеля!

Морган увидел, что все флюгера, крутившиеся с неизменной скоростью, был ли штиль или ураган, замерли. В тот же миг земля задрожала у них под ногами, и снова все стало тихо. Словно подземное чудовище огромного размера повернулось во сне. Морган поверил бы этому, если бы не расширившиеся, налитые кровью глаза Гарднера. Бьюсь об заклад, ты хотел бы никогда не покидать Индиану, Гард, подумал Морган. Никаких землетрясений в Индиане нет, верно?

Безмолвный свет снова вспыхнул во всех окнах «Эджинкорта».

— Что это значит, Морган? — хрипло спросил Гарднер. Морган заметил, что впервые его безумная ярость по поводу смерти сына умерилась страхом за самого себя. Это было не очень хорошо, но его легко снова расшевелить, если это потребуется. Просто Морган не хотел тратить энергию на что-либо, не связанное напрямую с избавлением мира — всех миров — от Джека Сойера, который поначалу просто мешал, но потом стал главной проблемой в жизни Слоута.

Рация Гарднера зачавкала.

— Командир четвертого Красного отряда вызывает Солнечного человека! Прием, Солнечный человек!

— Солнечный человек слушает командира четвертого Красного отряда, — отрывисто проговорил Гарднер. — Что там у вас?