Талисман

Теперь, когда живот был набит и чувство голода оставило его, вероятно, надолго, Джек мог с большим интересом оглядываться по сторонам… и незаметно для себя самого он смешался с толпой. Теперь он оказался единственным ротозеем, приехавшим из деревни на базар, медленно бродящим между прилавками и пытающимся смотреть сразу во всех направлениях. Торговцы уже узнавали его, но только как человека более любопытного, чем другие. Они кричали и зазывали его, но, когда он проходил мимо, они кричали и зазывали любого, кто шел вслед за ним, будь то мужчина, женщина или ребенок. Джек свысока глядел на разложенные по прилавкам товары — товары одинаково странные и удивительные — и в глазах окружающих, уставившихся на него, видимо, сам выглядел странным, потому что изо всех сил пытался выглядеть скучающим в месте, где никто не мог быть таким. Люди смеялись, спорили, ругались… но никто не скучал.

Базар напоминал ему королевский дворец, если не считать отсутствия напряжения в воздухе и чрезмерного беспокойства и суеты, — над ним витал такой же букет одуряющих запахов (в особенности жареного мяса и лошадиного пота), бродили толпы людей, наряженных в яркие одежды (хотя, по правде говоря, даже самые-пресамые яркие одежды не могли и близко сравниться с нарядами тех денди, которых Джек видел внутри дворца), царило сбивающее с толку, но каким-то образом веселящее сопоставление несопоставимого, абсолютно нормального с совершенно ненормальным и странным.

Он остановился у прилавка, где человек продавал ковры с вытканным на них портретом Королевы. Джек почему-то подумал о маме Хэнка Скоффлера и улыбнулся. Хэнк был одним из мальчиков, с которыми Джек и Ричард Слоут болтались по Лос-Анджелесу. У миссис Скоффлер была коллекция самых причудливых настенных украшений, какие только можно было встретить на земле. Скажите, разве ей не понравились бы эти ковры с портретом Лауры де Луизиан, чьи волосы сплетены из тончайших золотистых нитей? Да в сто раз больше, чем бархатный пейзаж с берегами Аляски или керамическая диорама перед баром в гостиной…

Затем Джек увидел, что вплетенное в ковры и повторенное много-много раз лицо Лауры де Луизиан начало изменяться, превращаясь в лицо его мамы — со слишком темными глазами и слишком белой кожей.

Тоска по дому снова охватила Джека. Тоска по дому, тоска по матери. Она волной прокатилась по его сознанию, и его сердце заныло: Мама! Мамочка! Господи, почему я здесь? Мама!!! Что она делает сейчас, в данную минуту? Сидит у окна и смотрит на океан, отложив в сторону открытую книгу? Или смотрит телевизор? А может, она в кино? Или спит? Или… умирает?

Умерла, закончил за него злобный голос. Умерла, Джек. Совсем умерла.

Нет!!!

Он почувствовал, как горячие потоки слез застилают глаза и стекают по щекам.

— Почему такой печальный, малыш?

Он вытер глаза, посмотрел вверх и увидел продавца ковров, беспокойно глядящего на него. Он был такой же большой, как шашлычник, его руки и грудь тоже покрывала татуировка, но у этого человека улыбка была открытой и светлой.

— Ничего, все в порядке, — сказал Джек.

— Если «ничего» заставляет тебя выглядеть таким образом, тогда подумай о «чем-нибудь».

— Неужели я так плохо выгляжу? — спросил Джек, слегка улыбаясь.

Он произнес эти слова совершенно автоматически, в этот момент не осознавая, где он и кто он, — может быть, поэтому продавец ковров не уловил в его речи ничего странного или выбивающегося из ритма.

— Э-э, мальчуган, да ты выглядишь так, как будто потерял своего лучшего друга. Как будто с севера пришел Дикий Белый Волк и сожрал его у тебя на глазах, орудуя серебряным ножом и вилкой.

Джек снова улыбнулся. Продавец ковров отвернулся и из маленькой коробки справа от самого большого ковра взял какой-то овальный предмет с короткой рукоятью. Когда он повернул его так, что на него попал луч солнечного света, Джек увидел, что это зеркало. Оно было маленьким и грязным — глядя на него, можно было подумать, что его только что облили молоком и присыпали пеплом.

— Подойди сюда, мальчик, — сказал продавец ковров. — Посмотри на себя и удостоверься, что я прав.

Джек посмотрел в зеркало и открыл рот — он был настолько ошеломлен увиденным, что сердце едва не перестало биться. Это был, несомненно, он, но выглядел он как житель Острова Развлечений в диснеевском варианте «Пиноккио», где некий злой волшебник, стреляющий из водяного пистолета и курящий сигары, превращал мальчиков в осликов. Его глаза, обычно круглые и голубые, какими их сделало англосаксонское происхождение, теперь стали коричневыми и узкими. Волосы, жирные и свалявшиеся, свисали с головы наподобие гривы, неровными прядями спадая на лицо. Он поднял руку, чтобы отбросить их назад, рука нащупала только кожу лба, но в зеркале его пальцы поправили волосы! Он услышал, как смеются вокруг довольные люди. Самое удивительное, что уши Джека-ослика свисали ниже подбородка. Пока он смотрел, одно из них шевельнулось.