Талисман

— Нет, Таймацу! — Ника бросилась к нему, рухнула на колени над островитянином, обхватив руками его тело. Ее одежда мгновенно пропиталась его кровью. — О… зачем?..

Она опять опоздала. Он пришел сюда, чтобы спасти ее, а она не отплатила ему тем же.

Душевная боль сводила Нику с ума. Ее друг, воплощенная мудрость и верность, пожалуй, самый чистый, самый светлый из всех людей, которых она когда-либо знала…

— Не покидай меня, — рыдала она, слезы текли по ее лицу.

Женщина со стонами ползала возле остывающего тела, как слепой детеныш, потерявший мать.

— Ника, — Огден, утоливший первую жажду и теперь соображавший абсолютно отчетливо, приблизился и обнял ее за плечи. — Ты не потеряешь его. Посмотри на меня. Послушай.

Ее взгляд принял более осмысленное выражение, но пальцы по-прежнему сжимали руку Таймацу.

— Он хранил меня подобно доброму духу, — жалко всхлипывала она, содрогаясь от рыданий всем телом, — а я никогда не умела оценить это в полной мере…

— Он очень сильно тебя любил, — подтвердил Огден, — поверь, мне ведомо, что это такое. Я тоже однажды потерял всех, кто был мне дорог, и потом долго оставался один, окруженный ненавистью и злом, пока ты не приняла меня…

Из ее груди вырвался долгий, протяжный вой, прервав речь Огдена и заставив того немного подождать, пока горький плач не утихнет.

— Ника, еще не поздно. Я могу вернуть твоего друга. И через пару-тройку дней он поднимется, став подобным мне. Но только ты способна это решить за него. Одно твое слово… одно слово — и Таймацу обретет вечность. Он это заслужил как никто иной.

Его голос с трудом пробивался к помутившемуся от отчаяния сознанию Ники, и она не сразу вникла в смысл слов вампира.

— О, Ника, — упрямо продолжал тот, — надо спешить, пока сюда не сбежалась половина Рима! Решайся! Только одно слово!

Вместо этого с ее губ сорвался новый дикий, безумный, пронзительный крик. Но на самой высокой ноте он вдруг оборвался. Ставшее за какие-то минуты неузнаваемым лицо Ники со спутанными, слипшимися от свернувшейся крови волосами и глубоко запавшими глазами выглядело так, точно перед Огденом предстала не женщина, а воплощенное исчадие преисподней.

Охрипший от рыданий голос прозвучал глухо и невыразительно:

— Огден? Таймацу вернется?

— Да, если я инициирую его. Ты получишь шанс видеть его, говорить с ним каждую ночь, когда пожелаешь. Он не исчезнет, не превратится в тлен и прах, не станет добычей могильных червей, и ты останешься под его защитой навсегда, как и прежде.

Искушение было огромным.

— Почему… ты спрашиваешь моего разрешения? — она продолжала гладить руку Осенней Луны.

Новая волна боли уже накатывала на нее, грозя затопить с головой и лишить рассудка. Спазмы сжимали горло.

— Никогда вампир не создаст себе подобного без сознательного, добровольного и безусловного, взвешенного согласия того, кто отдает себе полный отчет в том, каким изменениям подвергнется. Но это особый случай. Таймацу мертв. Однако ты — самый близкий ему человек, я так полагаю. Ты не сотворишь ничего, что было бы противно ему.

Девушка обладала богатым опытом страшных утрат. Ее мать, отец, брат и множество других бесконечно дорогих ей людей умерли от чумы, когда Ника была совсем маленькой. Если бы у нее имелся малейший шанс спасти кого-то из них, поддержать едва тлеющую искорку жизни, Ника, не задумываясь, сделала бы это. Но, конечно же, такой возможности, как возвратить назад уже ушедшего, у нее не было никогда, и только от нее одной сейчас зависело, что будет дальше?

Окаменев от муки, она замерла, не двигаясь, не издавая ни звука; наступившая тишина была более гнетущей, чем недавние вопли.

— Быть с ним, полагаться на него… Огден, князь Огден, ради самой себя я с радостью бы ответила «да». Но… не он. Только не Таймацу. Если выбирать между смертью и не-жизнью, он бы предпочел для себя смерть. Я не обреку его существовать, но не видеть рассветы! Не допущу, чтобы он каждое утро умирал, превращаясь в труп, а пробуждаясь ночью, пил чью-то кровь. Он не такой. Это было бы противно самой его сути. Если есть выбор, не быть совсем или подняться в образе вампира… Ты просил, чтобы я сказала только одно слово. Я говорю: нет, — ее голос сорвался и упал до хриплого, но отчетливого шепота.

— Быть посему, — кивнул Огден.

Ладонь Ники легла на лицо Таймацу, закрыв ему глаза.

— Отнеси его домой, князь Огден.

— Ты сумеешь идти сама?

— Да, — произнесла Ника, — я справлюсь.

Через труп Ютена она перешагнула так, будто на ее пути была всего лишь сухая ветвь.

Интерлюдия IV. Сны Гларии