Талисман

Ничего подобного произойти не могло, и все-таки это случилось. Возвращаясь назад, путники сбились с пути. Было ли тому причиной пережитое ими потрясение после встречи с воплотившимся духом королевы Маргиад? Или дело в ином: Муонг, будучи поглощен тяжелыми думами, допустил оплошность?..

Вероятно, свою роль сыграло и то, и другое.

— Бара, я не хотел на тебя нападать, мой разум помрачился… — пробормотал он. — Я видел не тебя… Гларию… и во мне вспыхнула такая жгучая ненависть…

— Забудем, — проворчала Ника. — Как-никак, даже не вмешайся Маргиад, я постояла бы за себя. Старая рана сильно болит? Врезала я тебе, признаться, от души…

— Ты переживаешь из-за меня?! — поразился он.

— Я, что, зря тебя, дурака, выхаживала? Мне не тебя, а своих усилий жалко, — отрезала девушка и тут же усмехнулась: — Ну, ладно, хватит уже переживать! Я ведь почти сразу догадалась, что на тебя кто-то наслал морок.

Новый повод для переживаний, однако, долго себя ждать не заставил.

Муонг двигался все медленнее, наконец остановился совсем и подавленно произнес:

— Слушай, по-моему, я ошибся в выборе направления.

— Отличная новость, — заметила Ника. — Давай просто идти прямо…

Впрочем, для девушки самой было очевидно, что она сказала глупость. Откуда тут ориентиры? Даже звезд не разглядишь сквозь густой, непроницаемый, головокружительной высоты лиственный полог! Не только человек, но и животное начинало описывать близ Пембы круги, снова и снова возвращаясь на прежнее место.

Муонг покачал головой:

— Не получится.

— Ну что ж, тогда нам остается только одно: смириться с неизбежным, обосноваться тут, стать родоначальниками нового племени!

— Нет! — произнес мужчина с неожиданным неподдельным ужасом, ничуть не разделяя мрачного юмора Ники.

— Вот порадовал, — не сдавалась она, — а я-то думала, что тебя вроде бы устраивает мое общество! Не ты ли говорил, как мне помнится, что лес — твой родной дом? Не правда ли, забавно заблудиться в собственном доме! Но с чего вдруг такая паника, Муонг? Все равно, скоро стемнеет. Чем стоять просто так, разводи костер, а я принесу веток. Устроим себе пышное ложе и прекрасно проведем время, а утром что-нибудь придумаем.

Белый Воин, немного успокоившись, согласился.

Они расположились так, чтобы дым от костра отгонял назойливых насекомых. Пора было закрыть глаза и забыться, но почему-то не получалось. Пережитые за долгий сегодняшний день события не давали уютно устроиться в объятиях Морфея…

— Хочешь вернуться домой? — спросила Ника, садясь и запуская огрызком съедобного корня в любопытную физиономию нахального долгопята, огромные, круглые глазища которого уставились на нее из ветвей. Девушка находила этих созданий с присосками на непомерно длинных пальцах, ртом, разрез которого доходил чуть ли не стоящих торчком ушей, и резким хохотом, способным свести с ума незнакомого с ними человека, очаровательными. Но иногда они раздражали своей бесцеремонностью.

— Да, — тихо признался Муонг.

— Куда, к мбонго?

— Нет, в Европу.

— Да ты же и слышать об этом не хотел. Принимался орать всякий раз, стоило мне заикнуться об Англии. Утверждал, что нашел счастье в Черных Королевствах…

— Бара, я схожу с ума от тоски по Европе. Я старался убедить себя, что обойдусь и без нее, но это… равносильно смерти. Да, я не родился мбонго, и мне никогда не стать им до конца. Я просто убедил себя, что я — Сын Змеи, такой же, как другие, и почти поверил в это! Но все не так, сколько себя ни обманывай. Не получается просто хлопнуть дверью и уйти из одного мира в другой.

— Муонг…

— Эльбер, — произнес он.

— Что? — не поняла Ника.

— Так меня зовут. Эльбер. Вернее, раньше звали.

Девушке показалось, что она уже слышала это имя, но где и при каких обстоятельствах — вспомнить не удалось.

— Вот как? Звучит красиво…

— Отец любил красивые имена. Например, мою сестру он назвал Береник. Она старше меня на пять лет.

— Ты, должно быть, знатного рода?

— Вовсе нет, с чего ты взяла? Какая там знать… Отец служил садовником в богатых домах. Ему нравилось его занятие. Он часто говорил, что те, кто сажают цветы и деревья, — особенные люди, создающие радость грядущего. Каждый день он дарил матери свежесрезанные розы… я до сих пор помню их аромат. Но мы жили в бедности. Отец сразу соглашался на ту плату, которую ему предлагали, не требовал большего. Узнав об этом, многие беззастенчиво пользовались его покладистостью. У нас был маленький дом, всего одна комната. Там мы и обитали — все четверо, пока Береник не вышла замуж, а я не стал торговцем. В семнадцать лет я открыл свое дело, лавку, приносившую неплохой доход.

— Неужели? А что ты продавал?