Талтос

Сэмюэль в то время еще не родился, так что его там не было, но Эйкен Драмм и другие, что живы и сегодня, были среди тех, кто кричал: «Эшлер, христианский дурак, ты предал свой народ!» или «Эшлер, иди к нам, сотворим новую расу гигантов и будем править миром!», ну и прочее в том же роде. Эйкена Драмма я всегда ненавидел. Он тогда был очень молод, лицо еще не исказилось так, что невозможно стало видеть глаза. И когда он бросился ко мне сквозь подлесок, грозя кулаком, его лицо пылало злобой:

«Эшлер, ты все уничтожил, а теперь сбежал из долины! Да будет вечно на тебе проклятие Жанет!»

Наконец они отстали и ушли. Я уже приближался к одной пещере в склоне горы, пещере, о которой я совершенно забыл.

Даже не думая об этом, я выбрал ту тропу, по которой древние племена подходили к ней. В то время, когда Талтосы жили на равнине Солсбери, эти племена наполнили ту пещеру черепами, а потом люди почитали ее как место темной веры.

В последние века крестьяне клялись, что вход внутрь этой пещеры открывался лишь тем, кто умел слышать голоса ада или пение ангелов.

В окрестном лесу видели призраков, а иногда ведьмы приходили туда, вызывая наш гнев. Но хотя были времена, когда мы целыми отрядами мчались вверх по склонам, чтобы прогнать их, в последнюю пару столетий они нас не слишком беспокоили.

За всю свою жизнь я бывал там всего дважды, но совсем не боялся той пещеры. Увидев, что Маленький народ напуган, я лишь порадовался тому, что избавился от них.

Тем не менее, когда моя лошадь шагала по древней тропе, приближаясь к пещере, я увидел мерцающие огни, игравшие в густой тьме. Я обнаружил, что в стороне от той пещеры в склоне горы вырыто примитивное жилище и вход в него прикрыт камнями, оставлявшими лишь маленькую дверь и окно, а еще отверстие повыше, сквозь которое выходил дым.

В щели между камнями просачивался свет.

А дальше, намного выше, проходила тропа к той самой пещере, разверстую пасть которой теперь полностью скрывали сосны, дубы и тисы.

Как только я увидел это маленькое жилище, мне захотелось обойти его подальше. Кто бы ни поселился здесь, по соседству с этой пещерой, он должен быть опасен.

Но сама большая пещера меня интересовала. Веря в Христа, хотя и отказавшись повиноваться настоятелю, я не боялся языческих богов. Но я покидал свой дом и мог никогда не вернуться обратно. И я подумал, не стоит ли мне заглянуть в пещеру, может быть, даже отдохнуть там немного, спрятавшись от Маленького народа.

Глава 29

– А теперь послушайте меня, вы обе, – заявила Морриган, не сводя глаз с дороги. – Отныне я намерена взять на себя руководство. Я об этом думала с того момента, как родилась, и точно знаю, что нам необходимо делать. Бабушка там спит?

– Спит как убитая, – подтвердила Мэри-Джейн с откидного сиденья.

Она развернулась боком, чтобы видеть Морриган, сидевшую за рулем.

– О чем это ты? – спросила Мона. – Что за руководство?

– Просто руководство, – ответила Морриган, обеими руками легко сжимая руль. Она считала, что ведет машину отлично, потому что они уже некоторое время ехали со скоростью девяносто миль в час и ни один полицейский явно не собирался их останавливать. – Я все слушаю, как вы спорите и спорите и постоянно цепляетесь за то, что совершенно не имеет отношения к делу, вроде каких-то моральных правил.

Ярко-рыжие волосы Морриган спутались и падали ей на плечи и руки. А жутковатого сходства их лиц было достаточно, чтобы полностью вывести Мону из равновесия, если бы она позволила себе слишком долго смотреть на Морриган. Что касалось ее голоса, тут опасность была налицо: говоря по телефону, Морриган легко могла прикинуться Моной. Она уже проделала это без труда, разговаривая с дядей Райеном, который наконец позвонил в Фонтевро. Веселенький получился разговор! Райен весьма тактично расспрашивал «Мону», не принимает ли она амфетамины, и мягко напоминал ей, что любое проглоченное лекарство может повредить ребенку. Но суть была в том, что дядя Райен так и не понял, что быстро говорившая и любопытная особа на другом конце линии вовсе не была Моной.

Все они оделись в «пасхальные», как сказала Мэри-Джейн, наряды, включая Морриган, которую им пришлось одевать в модных магазинах Наполеонвилля. Белое хлопковое платье с рукавами Моне и даже Мэри-Джейн доходило бы до лодыжек. Морриган оно было до колен. В талии платье сидело слишком туго, а простой треугольный вырез так натянулся на ее пышной груди, что оказался под самой шеей. Но так уж всегда бывает: наденьте на яркую, красивую девушку самое простое платье, и оно притянет к себе взгляды быстрее, чем золотое шитье или соболя. Туфли проблемы не составили, поскольку понадобился десятый размер. На размер больше – и им бы пришлось надевать на Морриган мужские ботинки со шнурками. Но ей достались туфли на шпильке, и она танцевала в них вокруг машины минут пятнадцать. В конце концов Мона и Мэри-Джейн решительно схватили ее, велели заткнуться и сесть в авто. А потом она заявила, что сама поведет машину. Это было уже не в первый раз.