Талтос

– Я прекрасно понимаю, почему именно ты теперь наследница. Между нами нет вражды. Ты наилучший из возможных вариантов. Я и сама это поняла, чисто интуитивно, как только уловила, что именно произошло. Но Райен мне разъяснил все четко. Тесты и психологические характеристики закончены. Ты очень одарена. У тебя есть ум, стойкость, характер. У тебя прекрасное здоровье. Ох, ну да, есть лишние хромосомы, это верно, но они есть у женщин и мужчин рода Мэйфейр уже много веков. Так что нет причин ожидать, что когда-нибудь произойдет нечто подобное тому, что случилось на Рождество.

– Ну да, и я тоже так полагаю, – согласилась Мона. – Просто я не должна выходить замуж за кого-то с лишней цепочкой генов, так ведь? Но я и не влюблена ни в кого из членов семьи. Ох, я понимаю, что все может измениться, ты именно так думаешь, но я имею в виду, что прямо сейчас не испытываю детской влюбленности в кого-то, обремененного опасными генами.

После минутного размышления Роуан кивнула, посмотрела в свою чашку, потом подняла ее и, допив последний глоток кофе, отодвинула чашку в сторону.

– Я не держу на тебя никакого зла за то, что случилось между тобой и Майклом. Это ты тоже должна понимать.

– Трудно поверить. Потому что сама я думаю, что поступила очень плохо.

– Безрассудно, может быть, но не плохо. Кроме того, мне кажется, я понимаю, что именно случилось. Майкл об этом не говорит. И я сейчас тоже говорю не о соблазнении. Я говорю о результатах.

– Если я помогла ему исцелиться, то в конце концов не попаду в ад.

Мона сложила губы в грустную улыбку. В ее голосе и на ее лице отразилось не просто чувство вины, но и отвращение к себе, и Мона это знала. Но при этом она испытывала такое огромное облегчение, что не могла выразить это в словах.

– Ты его исцелила. Быть может, так и было предначертано. Возможно, однажды мы сможем поговорить о твоих снах и о том граммофоне, что вдруг материализовался в гостиной.

– Значит, Майкл вам рассказал.

– Нет, это ты мне рассказала. Ты постоянно об этом думала, вспоминая вальс из «Травиаты» и призрак Джулиена, который велит тебе это сделать. Но для меня это значения не имеет. А для тебя важно, что тебе не нужно больше беспокоиться о том, что я могу тебя возненавидеть. Ты должна быть сильной, чтобы стать наследницей, особенно при нынешнем состоянии дел. Ты не можешь тревожиться из-за пустяков.

– Да, ты права. Ты действительно не думаешь обо мне дурно. Знаю, что это так.

– Ты могла бы и быстрее это понять, – сказала Роуан. – Знаешь, ты ведь сильнее, чем я. Читать мысли и чувства людей – это нечто вроде фокуса. В детстве мне было противно этим заниматься. Как и многих одаренных детей, меня пугал этот дар. Но потом я научилась пользоваться им осторожно, почти подсознательно. «Выжди мгновение после того, как кто-то заговорит с тобой, особенно если его слова чем-то тебя смущают. Выжди мгновение, и узнаешь, что этот человек чувствует».

– Ты права. Так и есть. Я уже пробовала.

– Это становится все сильнее, лучше. Я бы сказала, что, зная то, что ты знаешь – обо всем, – ты легче с этим справишься. Меня-то считали до отвращения нормальной, просто студентка-отличница со страстью к науке, выросшая во всей той роскоши, что дана единственному ребенку в состоятельной семье. А ты знаешь, кто ты есть.

Она замолчала ненадолго. Достала сигарету из пачки, лежавшей на столе.

– Ты ведь не возражаешь, да? – спросила она Мону.

– Нет, ничуть, – ответила Мона. – Мне нравится запах табачного дыма. Всегда нравился.

Но Роуан передумала и сунула сигарету обратно в пачку. Рядом положила зажигалку.

Потом она посмотрела на Мону, и внезапно ее лицо на мгновение застыло, словно Роуан глубоко задумалась, забыв спрятать свое сильное внутреннее «я».

Взгляд Роуан стал таким холодным и безмолвно жестоким, что Моне она показалась бесполой. На Мону мог сейчас смотреть мужчина, тот, с серыми глазами, и темными прямыми бровями, и мягкими светлыми волосами. Или это мог быть какой-нибудь ангел… Но конечно же, это была прекрасная женщина. Мона была настолько заинтригована и взволнована всем этим, что не могла заставить себя отвести взгляд.

Но выражение лица Роуан быстро смягчилось.

– Я отправляюсь в Европу, – сообщила она. – Очень скоро.

– Зачем? Куда ты собираешься? – резко спросила Мона. – А Майкл об этом знает?

– Нет, – ответила Роуан. – А когда узнает, ему снова будет больно.

– Роуан, погоди, ты не можешь так с ним поступить! Почему ты уезжаешь?

– Потому что я должна. Только я могу разгадать эту маленькую загадку Таламаски. Только я могу разобраться, почему Эрон погиб именно так.

– Но Майкл! Ты должна взять с собой Майкла, должна позволить ему помочь тебе! Ты снова его оставляешь, Роуан, и тут уж понадобится нечто большее, чем созревшая тринадцатилетняя особа, чтобы спасти его самолюбие и то мужское достоинство, что у него еще сохранилось.

Роуан задумчиво слушала.

А Мона тут же пожалела о сказанном, а потом решила, что высказалась недостаточно энергично.

– Это причинит боль, – сказала Роуан.