Талтос

– У меня есть оружие, каким могу воспользоваться только я. А Юрий отлично знает Обитель. Думаю, я смогу туда попасть. Смогу добраться до одного из самых старых членов ордена, кого-нибудь наиболее достойного доверия и уважаемого. Мне нужно провести с ним, наверное, минут пятнадцать, чтобы выяснить, исходит зло от ордена в целом или от какой-то небольшой группы.

– Но это не может быть кто-то один, Роуан. Слишком многие погибли.

– Ты права, к тому же трое их агентов тоже мертвы. Но это может оказаться очень маленькая группа в составе ордена, а могут быть посторонние, связанные с кем-то внутри.

– Ты надеешься добраться до самих этих негодяев?

– Да.

– Используй меня как наживку!

– И ребенка внутри тебя тоже? Если это дитя Майкла…

– Так и есть.

– Тогда они могут захотеть заполучить его даже сильнее, чем поймать тебя. Послушай, мне не хочется рассуждать впустую. Я не хочу думать о ведьмах и магах как о некоем товаре для тех, кто знает, как их использовать, о женщинах этой семьи, что пали жертвами новой породы безумных ученых. С меня довольно безумной науки. С меня довольно монстров. Я просто хочу покончить со всем этим. Но ты не можешь поехать. И Майкл не может. Вы должны быть здесь.

Роуан приподняла черный шелковый рукав жакета и посмотрела на маленькие золотые часы. Мона никогда не видела, чтобы Роуан носила часы. Наверное, их тоже купила Беатрис. Часы были изящными, вроде тех наручных часов, что носили женщины в те времена, когда Беатрис была ребенком.

– Я хочу подняться наверх и поговорить со своим мужем, – сказала Роуан.

– Слава богу, – откликнулась Мона. – Я пойду с тобой.

– Нет, пожалуйста, не надо.

– Извини, но… я пойду.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что ты расскажешь ему все то, что должна рассказать.

– Хорошо, тогда идем вместе. Может быть, ты и правда видишь дальше меня. Ты собираешься дать ему повод согласиться. Но позволь спросить тебя еще раз, Иезавель[9]. Ты уверена, что это его ребенок?

– Это ребенок Майкла. Я даже могу сказать, когда именно это, скорее всего, случилось. После похорон Гиффорд. Я снова воспользовалась своими преимуществами. И не думала о каких-то предосторожностях, как в первый раз. Гиффорд была мертва, и в меня словно вселился дьявол, клянусь. Это было сразу после того, как кто-то пытался влезть в окно библиотеки, а я почуяла тот запах.

Роуан промолчала.

– Это ведь был тот человек, да? Он приходил за мной, после того как был с моей матерью. Должно быть, именно так. Когда он пытался пробраться в дом, меня разбудил шум. А потом я пошла к ней, а она уже была мертва.

– Тот запах… Он был сильным?

– Очень. Я иной раз и теперь ощущаю его в гостиной и наверху тоже, в той спальне. А ты нет?

Роуан не ответила на вопрос.

– Я хочу, чтобы ты кое-что сделала просто потому, что я тебя об этом прошу, – сказала она.

– Что именно?

– Не говори Майклу о ребенке до тех пор, пока не пройдешь все обычные тесты. Есть кто-то, кому ты можешь в этом довериться? Кто-то, кто заменит мать. Должен быть.

– На этот счет не тревожьтесь, – сказала Мона. – У меня есть собственный тайный гинеколог, мне ведь тринадцать.

– Разумеется. Послушай, что бы ни случилось, я собираюсь вернуться до того, как тебе вообще придется кому-нибудь об этом сообщить.

– Да, я на это надеюсь. Но будет чудесно, если тебе удастся справиться так быстро. А если ты вообще не вернешься, а мы с Майклом никогда не узнаем, что произошло с тобой или Юрием?

Роуан немного поразмыслила над таким предположением, а потом пожала плечами:

– Я вернусь. И еще одно предостережение, если ты не против.

– Валяй.

– Если ты все же расскажешь Майклу о ребенке, а потом, позже, все-таки надумаешь избавиться от него, это убьет Майкла. Он уже дважды ожидал такого, но… Если возникнут сомнения, хоть какие-то, не говори ему, пока во всем не разберешься.

– Да я дождаться не могу, чтобы ему рассказать! Я могу повидать своего доктора сегодня днем. Я ей скажу, что у меня нервное расстройство и я вот-вот сорвусь. Она привыкла к таким вещам. Когда анализы покажут, что все в порядке, меня уже никто не удержит. Я ему все скажу! И ничто, вообще ничто не помешает моему ребенку появиться на свет!

Мона уже хотела встать, когда вдруг осознала, что именно сказала и что самой Роуан уже не придется столкнуться с подобной дилеммой. Но Роуан совсем не выглядела оскорбленной ее словами, и уж точно они ее не задели. Лицо ее оставалось совершенно спокойным. Она смотрела на сигареты.

– Слушай, выйди отсюда, чтобы я могла спокойно покурить, – попросила она. – А потом мы разбудим Майкла. У меня еще полтора часа для обдумывания плана.

– Роуан, я… Мне все так же жаль, что я это сделала с ним. Но о ребенке я ничуть не сожалею.

– И я тоже, – сказала Роуан. – Если он выйдет из всей этой истории с собственным ребенком и мать этого ребенка позволит Майклу любить его, с годами он, может быть, как-то сумеет со всем примириться. Но помни. Я все еще его жена, Иезавель. Ты получила изумруды и ребенка. Но Майкл по-прежнему мой.