Талтос

Она ступила на стальную лестницу, и неожиданно на них налетел ветер. Здесь оказалось даже холоднее, чем в Лондоне. Похоже, это путешествие привело его из одного полюса холода в другой, а теперь еще и в третий. И с ребячливым жаром, без всяких сожалений ему захотелось снова оказаться в тепле лондонской гостиницы. Он подумал о цыгане, раскинувшемся на подушке, красивом, стройном, со смуглой кожей и с жестким ртом, с черными как уголь бровями и ресницами, загибающимися кверху, как у ребенка.

Он прикрыл глаза тыльной стороной руки и заспешил вниз по металлическим ступеням к машине.

Почему у детей бывают такие большие ресницы? Почему позже они их утрачивают? Нуждаются ли они в этой дополнительной защите? И как это дело обстоит у Талтосов? Он не смог припомнить ничего, что он бы знал когда-либо об этом непосредственно в своем детстве. Несомненно, для Талтоса тоже существовал такой период.

Утраченное знание… Эти слова произносились при нем так часто; он не мог вспомнить, когда он их не знал.

Его возвращение, отказ от движения вперед, от горестного разговора с переполненной чувствами душой можно было сравнить со своего рода агонией.

Душа… «Ты не имеешь никакой души», — так они говорили тебе.

Сквозь тусклое стекло он наблюдал за юной Лесли, проскользнувшей на пассажирское место впереди него. Он был доволен, что заднее отделение целиком было предоставлено ему и что нашлись две машины, которые перевезут его со свитой на север. Было бы невыносимо теперь сидеть близко к человеку, слышать человеческую болтовню, ощущать запах здоровой человеческой женщины — такой милой и юной.

Шотландия. Запах лесов. Запах моря и морской ветер.

Машина идет плавно. Опытный водитель. Он почувствовал благодарность. Его не трясло и не бросало из стороны в сторону до самого Доннелейта. На миг он увидел отражение слепящих огней позади: охранники неуклонно следуют за ним, как всегда Ужасное предчувствие охватило его. Зачем он решил пройти через это тяжелое испытание? Зачем надо было ехать в Доннелейт? Зачем надо было взбираться на гору и снова посещать святые гробницы прошлого? Он закрыл глаза и на секунду увидел сверкающие волосы маленькой ведьмы, в которую так глупо, словно мальчишка, влюбился Юрий. Он видел жесткие зеленые глаза, смотревшие на него с фотокарточки. Она фальшиво улыбается ему, подвязав волосы яркой лентой, словно маленькая девочка. Юрий, ты глупец!

Машина набрала скорость.

Он не мог ничего увидеть сквозь густо тонированное стекло. Обстоятельство, достойное сожаления. Полное безумие. В Штатах в его собственных машинах стекла не были тонированы. Конфиденциальность никогда его не беспокоила. Но мир виделся окрашенным в естественные цвета, и это было ему так же необходимо, как вода и воздух. Быть может, ему стоит поспать немного, и без сновидений.

Голос испугал его — голос молодой женщины исходил из динамика над его головой.

— Мистер Эш, я звонила в гостиницу. Они готовятся к нашему прибытию. Не желаете ли остановиться где-либо сейчас?

— Нет, я хочу только быстрее попасть туда, Лесли. Расположитесь удобнее, возьмите одеяло и подушку. Путь предстоит долгий.

Он закрыл глаза. Но сон не шел к нему. Это будет одно из таких путешествий, когда он будет ощущать каждую рытвину на дороге.

Так почему не поразмышлять о цыгане снова: худощавое темное лицо, блеск зубов, белых и безукоризненных, — зубов современного человека. Возможно, он богат, этот цыган. Богатый маг — пришло ему в голову во время беседы. Мысленным взглядом он расстегнул пуговицу и распахнул белую блузку на фотокарточке, чтобы увидеть груди. Придал им розовые соски и дотронулся до голубых вен, проступающих под кожей, которые должны были там быть. Вздохнул, издал тихий звук и отвернулся в сторону.

Желание оказалось столь болезненным, что ему пришлось усилием воли заставить его исчезнуть. Затем он снова увидел цыгана. Он смотрел на его длинную темную руку, перекинутую через подушку. Он ощущал снова запахи леса и долины, неразрывно связанные с цыганом

— Юрий…— прошептал он и представил, как склоняется над ним, поворачивает к себе и целует в рот.

Это ощущение тоже было подобно пребыванию в раскаленной печи. Он сел и наклонился вперед, опершись локтями на колени, а лицом — на руки.

— Музыка, Эш, — сказал он себе спокойно, снова восстановив прежнюю позу, и повернулся к окну. Пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь это жуткое темное стекло, он напрягал большие глаза и начал едва слышно напевать сам себе слабеньким фальцетом песню, которую не мог бы понять никто, кроме Сэмюэля, и даже Сэмюэль мог ее не помнить.

Было два часа ночи, когда он велел водителю остановиться Он не мог продолжать. За тонированным стеклом скрывался весь мир, который он жаждал увидеть. Он не мог ждать дольше.

— Мы почти приехали, сэр.

— Я это знаю. Город находится всего в нескольких милях впереди. Вы поедете прямо туда. Устройтесь в гостинице и ждите меня. А сейчас позвоните охранникам в машину позади нас. Скажите, чтобы они следовали за вами в город. Отсюда я пойду один.