Там чудеса

– Ох… ох… лиса хитрая… ох, шинора… так ты не за Владимира просить пришла, за себя?

– За нас обоих. – Фира осторожно на краешек рядом с ним присела, взялась обеими руками за крепкую мозолистую ладонь. – Ступай в детинец, как просит великий князь. Помоги ему, чем сумеешь.

– Поводи, дурака, кругами, – добавил Финн, утирая слезы.

– Отвлеки, – поправила Фира. – Укажи путь верный, но безопасный. Пусть проедутся по землям людским, а в Навь… знаешь же, что не справиться с ней воинской силой. Бесполезны там латы и дружина.

– Ты так уверена, что не пропадешь? Что не снесут мне голову, когда никто не найдет княжну?

Наставник вроде спрашивал, а вроде и соглашался уже. Блестели довольно льдистые глаза, усы топорщились над улыбкой.

– Я чувствую ее, – призналась Фира и пальцы прижала сначала к сердцу, затем ко лбу. – Здесь и здесь. Может, для того я с даром и родилась, чтоб принести одну-единственную пользу.

– М-да… я полагал, что все в твоей головушке на место поставил, а там по-прежнему кавардак. – Финн покряхтел, по плечу ее потрепал и вдруг рявкнул: – Наина!

– Я здесь, любимый, – раздался тихий нежный голос из бабьего кута.

Фира и не заметила, что в том углу, в тени под свечной полкой, сидит жена наставника, но отнюдь не удивилась. Та всегда была бесшумна и почти прозрачна и откликалась лишь на прямые слова мужа.

– Мешочки из подклети принеси, штук пять, – велел тот. – И мятель мой дорожный.

– Хорошо, любимый.

Наина поднялась, что кошка с печи спрыгнула; мелькнули в мутном свете из окна синий сарафан да грива черных волос, и все снова стихло.

И, как и прежде, у Фиры мурашки по спине поползли от такой беспрекословности, но говорить она ничего не стала. Чужой дом, чужая семья… Да и не был наставник плохим человеком и вряд ли жену свою обижал, просто такой уж та уродилась.

Хрупкая, смуглая, чернявая, красивая до невозможности и… молчаливая.

Верно, хорошо ей было в том молчании, в уроки колдовские она не вмешивалась – приносила порой, что требовали, и уходила, – и к Фире не набивалась ни в подруги, ни в матери, хотя могла бы стать хоть бабушкой. При всей ее моложавой внешности Наина жила с наставником долгие лета… и не менялась вместе с ним.

Но самое главное, что заставляло Фиру держать язык за зубами, – это любовь в черных с золотом глазах Наины. Любовь неистовая, жгучая, и смотрела она с нею только на мужа, на него одного.

– Где в Навь пролезть, помнишь? – спросил Финн.

– Где тонко, – отозвалась Фира.

– А это как понять?

– Где нечисть кишит и странности творятся, там и истончилась грань.

– Эх, и во что ты меня втягиваешь… – Он головой покачал и словно еще что сказать собирался, но тут вернулась Наина.

Подплыла к ним, мешочки с травами на стол положила, темный дорожный плащ мужу отдала, а напоследок протянула Фире… гусли. Ее собственные, целехонькие, будто и не разломались этой ночью на части.

Взять их она не успела – Финн перехватил руки жены:

– Что это?

– Я видела, как Дельфира уронила гусли в гриднице, и починила…

– Ты была на пиру?

Голос наставника загрубел, пальцы его сжались на предплечьях Наины, побелели, но та даже не поморщилась. Так и смотрела на него с улыбкой мягкой и любовью бесконечной.

– Ты ж отпустил погулять, на костры поглядеть.

Кажется, это его успокоило. Хватка ослабла, а потом и вовсе разжалась, и Фира наконец притянула к груди родные гусли. Запах темного дерева вдохнула, по краю крыла провела, пощупала каждое перышко, что вырезала в детстве.

– Спасибо…

– Если в путь их хочешь взять, я ремень пошила, все ж удобнее будет. Сейчас…

Наина снова исчезла в тенях, а Фира с наставником умолкли, каждый о своем размышляя.

– Девять дней, – все ж нарушил тишину Финн.

– Что?

– Обернись за девять дней, дольше я дурить Владимира не стану. Велит – полезу в Навь, чем бы это ни грозило.

Фира кивнула и покрепче гусли обняла.

– Лезь. Если найдешь там мои косточки, с собой прихвати… не бросай.

– И твои, и Людмилины прихвачу, – заверил наставник, и она засмеялась:

– О, за Людмилу не переживай. Даже если я сгину, она продержится, дождется спасения. А вот навьи… навьи взвоют.

Не уснул еще?

Вот и не спи, неча. Там, куда направляешься, во сне недостатка не будет, так что потерпи чутка. Скоро уже, скоро совсем самое любопытное начнется. А пока…

Проходил тут как-то бертенец один, звонкий, хитрый, игру мне показывал с дощечкой расчерченной, по которой надобно фигурки двигать. Занимательная вещица, скажу я тебе. И сражения на той дощечке случаются, и любовь великая, и коварство бездушное.