Стрела пронзила ее шею посередь реки. Лошадь захрипела и дернулась в сторону, словно нарочно вышибая хозяйку из седла на острые камни. Хрустнуло плечо, вспыхнул пламенем левый бок, и Фира, пытаясь поймать хоть каплю воздуха, распахнула рот, куда тут же хлынула вода. Она задыхалась, захлебывалась, ничего не видела из-за боли и шлема треклятого, но на ощупь, против течения, пыталась доползти обратно к Сивушке. Резала ладони и колени о каменные ножи речные, подвывала тихонько и о том, что стрела эта не с неба упала, а пришла из чьих-то рук, совсем, совсем не думала.
Когда пальцы наткнулись на мокрую, но все еще теплую лошадиную холку, против шерсти прошлись и в слипшуюся гриву закопались, Фира завыла громче. Вторя ей, громыхнуло в вышине, и засверкали над Волькой Перуновы молнии.
– Нет, нет, нет… – Фира шелом наконец стянула, отбросила не глядя и осторожно, словно боясь боль причинить, пробитой шеи Сивушки коснулась. – Нет…
Вот только ни к чему была опаска: лошадь уже не хрипела, не дышала, не жила.
Фира развернула ладонь, и кровь с нее тут же смыло – не то дождем, не то речной волной, не то слезами. А затем туда, где эта ладонь только что холки касалась, вонзилась вторая стрела. И третья. Четвертая же в воду вошла, в паре вершков от подогнутой Фириной ноги.
Фира вскрикнула, отшатнулась, на зад плюхнулась, почти не ощутив боли, и тогда-то наконец рассмотрела конного во вспышке молнии. Он был совсем близко, огромный черный силуэт на вороном жеребце, увешанном сверкающими железками. Ужас на миг смешался с восхищением, и, словно уловив это, конь на дыбы вскинулся, заржал, и отозвалось небо новыми росчерками света.
Фира вскочила, но тут же снова в воду рухнула, запнувшись о свои же мешки седельные, связанные меж собой веревкой: в одном – коса с платьем, в другом – мятель да гусли… Недолго думая, она закинула отяжелевший от влаги скарб на не ушибленное плечо, снова поднялась и ринулась к берегу.
Тело, казалось, изодранное в клочья, горело. Ноги путались и подгибались под тяжестью мешков и нагрудника, но отстегивать его на ходу она не решилась. А в боку левом словно новая жизнь зародилась и наружу теперь рвалась, изнутри раздирая мясо и кожу.
Дыхание прерывалось, перед глазами все плыло, а сердце частило так, что Фире б в ступни хоть частичку этой прыти – она бы тогда точно удрала. А так… странно даже, что всадник не догнал ее, пешую и неловкую, в один хороший прыжок, позволил из реки выбраться.
Наслаждался будто этой охотой…
Она закачалась, не удержалась на слабых ногах, но, упав, медлить не стала. Сбросила поклажу, на спину перевернулась и, вогнав пальцы в грязь, густую и тягучую что кисель, села и закричала. А вместе с голосом понеслась по округе сила.
Задрожала земля, вздыбилась горбами, и вода речная из берегов хлынула, но не в стороны, а вверх, с дождем сливаясь, вставая между Фирой и всадником мерцающей стеной.
Засверкали за нею молнии, словно тоже в ловушку пойманные. Забил передними копытами о водяную преграду конь – Фира видела его размытые очертания, видела накренившегося в седле воина и огромный, наверное, со всю нее высотою, меч в его вскинутой руке.
Крик иссяк, и заколыхалась стена, как занавесь на ветру.
– Уходи, уходи… – взмолилась шепотом, сама не веря, что всадник повинуется.
Так что не удивилась, когда пала стена, вновь рекой обернувшись, а конь с хозяином на месте остались. Все такие же темные, грозные и несокрушимые.
Фира руку одну из грязи выдернула, выставила перед собой и коротко вскрикнула, чтоб последняя искра чар по крови промчалась и занялась ладонь холодным синим пламенем.
А может, давно уже лились, со смерти Сивушки не останавливались, но Фира просто не замечала.
Всадник на берег выехал, в сажени от нее замер и сверху вниз уставился. Дождь струился по черным с серебром наплечникам, по нагруднику и вытравленной на нем морде горного льва, и даже прежде, чем воин заговорил с особой иноземной певучестью, Фира его узнала.
Рогдай!
– Ты не луарский принц! – прорычал он.
Она головой замотала так яростно, что короткие мокрые волосы больно хлестнули по глазам, но ладонь пылающую не опустила, так и грозила горцу с мечом нелепой рукой-свечкой.
Он посмотрел на нее еще пару мгновений, затем гакнул, повод натянул и, развернув коня, умчался вверх по реке. Ливень быстро превратил их в чернильную кляксу, а затем и вовсе поглотил без остатка. Затихло вдали лошадиное ржание.
Фира же на спину опрокинулась, уронила погасшую руку и разрыдалась в голос.
Глава III