Там чудеса

Замер Руслан, поймал взгляды Драгана и Беляя – верно, такие же растерянные, как у него, – а потом чуть не рухнул наземь, сметенный воплем, накрывшим город. С трудом на ногах удержался, мечом землю вспорол, заиндевелой ладонью в колено уперся. И только тогда вверх посмотрел.

Там, над головою, мелькали тени, в поток единый сливаясь, закручиваясь, и кружила в этом черном вихре распятая ведьма. Рот ее был распахнут, хотя вопль уж стих, глаза стали блеклыми бельмами, космы извивались в воздухе змеями, и гниль цеплялась за них отращенными руками, сотней сотен рук.

Черные пальцы с когтями-лезвиями рвали рубаху алую, а следом – и темную, исцелованную солнцем кожу. Сдирали до мяса, жил, костей… Ведьма не кричала больше, лишь голову запрокидывала все сильнее да глядела глазами белыми все выше, словно к Прави взывая, но коли не пришли боги к детям любимым на выручку, то над тварью темной, поди, и вовсе только посмеивались.

Руслан и отдышаться не успел, а гниль уже обтекла истерзанную ведьму блестящей жижей, свернулась жгутом, что простыня в руках прачки, и прыснула во все стороны, словно напруги не выдержав.

Не каплями теперь – хлопьями.

Пеплом серым, что таял, едва касаясь земли.

Глава V

Ворона неволить – завсегда дурная затея, и, похоже, один любопытный ворон прекрасно о том знал, потому по сеновалу над птичником расхаживал не таясь, еще и с гордостью, а на девиц громких и суетных поглядывал с недовольством.

Ворон не вещий был, самый обыкновенный, и бесед их надрывных, сокровенных не то что не принимал, не понимал даже. А вот трели птичьи под полом – вполне, вот и норовил раскидать солому и клюв в щель меж досок просунуть.

– Кыш, дурень пернатый! – Людмила платком на него махнула, ворон отскочил, и она вновь на спину откинулась, руки за голову завела да потянулась сладко. – Эх, век бы так пролежала.

– Угу. – Фира покосилась на нее и хмыкнула. – Ты хоть полчасика продержись.

Самой ей так точно хотелось только лежать и только здесь. Подальше от глаз людских, от голосов, от прикосновений. Не видеть, не слышать, не чувствовать и, желательно, не думать, но последнее совсем не давалось, потому лучше уж мысли эти не в пустоту излить и не кому попало, а подруге верной.

Ну то есть… так Людмила сказала. И на сеновал ее затащила да такой горой вопросов засыпала, что как бы хоть на треть до вечера ответить. И ей, и себе тоже.

Фира поерзала, руки на животе скрестила и, так и не найдя слов, о другом заговорила:

– Борьку-то на гульбу отпустят?

– Вряд ли. Ох как они орали! – Людмила на локте приподнялась, глаза выпучила и надула щеки, видимо, Стоума изображая, отца Борькиного. – Будешь знать, как с ведьмами якшаться! Так зад надеру, до седых волос бабу оседлать не сможешь!

И с хохотом обратно в солому завалилась.

Фира же только улыбнулась криво и вздохнула:

– Верно, и со мной якшаться теперь нельзя.

– Ты что! – Людмила под бок ей подкатилась, голову на плечо опустила, обняла крепко. – Стоум знаешь как тебя любит? Только о твоей доблести и талдычит, Томица того и гляди заревнует.

– Еще слаще…

– Ой, да она скорее его пристукнет, чем к тебе сунется. Но ты не балуй и отвлечь меня не пытайся. – Хватка ее усилилась, пальцы Фире в бок впились. – Говори прямо, пойдешь за Руслана?

– Да что ж ты мучаешь меня?! – Она отстранилась, села, на балку спиной опершись, и на Людмилу воззрилась исподлобья. – Не звал никто, чтоб идти куда-то.

Та фыркнула, отмахнулась:

– Позовет.

– Угу.

– Увидишь!

– Угу.

– Я вот видела.

– Угу… – Фира вскинулась. – Что?

Людмила тоже села, ноги под юбкой скрестила и улыбнулась хитро:

– Ага! Интересно стало?

– Выдумываешь всякое…

– А вот и нет. Своими глазами видела, какими вы счастливыми будете. – Она мечтательно прикрыла глаза. – Волосы у тебя длиннее, чем теперь, а у него шрам на брови откуда-то – видать, не усидит, снова в битву сунется. У моря вы, синего-синего, и волны на песок набегают, на стопы ваши босые. Стоите рука в руке, сначала вдаль смотрите, а потом как давай лобызаться…

– Эй! – Фира ладони к щекам горячим прижала, потупилась. – Хватит. Не надо так…

– Думаешь, вру? Кто из нас перо вещее жег, ты или я?

– Ты…

Вообще-то, Фира тоже жгла, но не как Людмила, огнем обычным, лишь края опалив, а чарами, до пепла, ибо не в грядущее заглянуть силилась, а ворона призывала. Вот только никому-никому не желала о том рассказывать. О смерти Руслана, которая до сих пор ей во снах являлась. О братоубийстве, что грубым шрамом на сердце застыло. Об одинокой ночи в лесу…

Руслан многое понял, но ни о чем не спрашивал, и за молчание это Фира любила его еще сильнее. Даже слов покаянных от него не ждала, но Руслан всё ж шепнул их, когда мгновение выдалось.

Только одно за минувшую седмицу и слишком короткое, чтобы понять и поверить.

– Вот и не спорь тогда! – Людмила вскинула подбородок, но тут же слегка поникла. – Увидела я вас и разозлилась, признаю. Аж в глазах потемнело. Вот и не погасила перо вовремя, вот и попалась как дурочка, еще и на тебя поутру вызверилась, но…