Больше всего на плечи хирурга давит сложность технического исполнения. Это давление может меняться в зависимости от субъективных составляющих, таких как вера в собственные силы, а иногда и переживания. И, когда они направлены в противоположные стороны, эти силы поднимают вверх трос, по которому медленно двигается хирург, и раскачивают его. И если он вдруг посмотрит вниз на землю, ставшую такой далекой, его движение может стать неверным и ловкость пропадет.
Что касается меня, я по-прежнему поддаюсь переживаниям за пациента, когда они достигают уровня привязанности. Я это понял, когда оперировал мать одного из моих лучших друзей. Это была очень изящная женщина, и телом и духом, и я очень ценил ее. Задолго до срока я без колебаний, немного хвастливо, согласился сделать ей операцию. Она была сложной, миокард много перенес в силу пожилого возраста, и операцию нужно было провести в сжатые сроки. По мере приближения дня операции меня стали жестоко преследовать подспудные сомнения — страх неудачи. Эта тревога мешала мне заснуть в ночь перед операцией, и все метания, которые обычно исчезали, как только я брал в руки скальпель, а мир сужался до знакомого круга света от лампы, на этот раз не покинули меня, заставив остановиться. В полном молчании я боролся с собой, вспоминая, сколько раз я спокойно преодолевал подобные ситуации. И только полностью сосредоточившись на каждом движении, мне удалось опустить канат ближе к земле и ослабить его колебания.
Победив этот страх, я поклялся больше не испытывать судьбу, когда в работе присутствует слишком сильная эмоциональная составляющая.
День пятый.
Мама держала Лару на руках, прижав к себе. Снова. Только личико малышки выглядывало из-под вороха пеленок. Женщина по-прежнему походила на Джельсомину, но теперь она улыбалась открыто, глазами и всем лицом.
Понадобилось совсем немного крови, чтобы Лара засияла. Мы поддерживали ее сон в течение нескольких дней, чтобы все органы, сильно пострадавшие во время начального потрясения, могли спокойно восстановиться. Легкие подсохли, почки и печень снова заработали в полную силу. Кровь очистилась.
Она проснулась, когда мы прекратили давать снотворное. Она снова открыла глаза, чтобы смотреть на мир, который до этого едва успела заметить, чтобы теперь заново начать исследоввать его. Малышка не увидела шторма, который пронесся над ней — нашей ошибки — и, проснувшись, оказалась уже на другом, более надежном, берегу.