Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Мы ввели Робина в искусственную кому на два дня, чтобы дать покой потрясенному мозгу и поддержать его восстановление. Опять потянулось долгое ожидание. Изнурительное, тяжелое и тревожное. Мне было плохо. Я чувствовал, до какой степени я в ответе за эту трагедию. Более того, я в ней повинен. Повинен вдвойне: я недооценил прочность шва — ошибка хирурга — и уговорил эту семью на путь, которого она не хотела — ошибка врача, когда самоуверенность заставляет его смотреть свысока на тех, кто подвергает сомнению его знание. Несколько секунд перед моими глазами стояла мама Робина, ее сомнения, развеянные моим пустословием. Голова начала гудеть. А ведь я должен еще сообщить ей об этой катастрофе. Мне не хватало смелости встретиться с ней лично. Это я-то, который всегда гордился тем, что отважно принимаю ответственность, открыто сообщаю любые новости, какими бы они ни были — здесь я дрогнул. Не получалось. Я предпочел спрятаться за телефон.

Я снова позвонил ей. Лаконично рассказал о драме, которую мы пережили, и о наших опасениях. Я использовал скорее технический язык, чтобы избежать начала большого спора сейчас, а еще — чтобы постараться смягчить ее гнев. И еще я сказал, что остается определенная надежда. В любом случае, это очень неприятное дело — описывать в реалистичных красках настолько неопределенную картину, где все закончится одной из крайностей: нормой или катастрофой. Если Робин проснется без последствий, она простит нам все, даже эти тяжелые часы, которые мы сейчас заставляли ее пережить. Но если ему суждено остаться инвалидом… от одной мысли бросало в холодный пот.

Иногда требуется время, чтобы осознать весь масштаб катастрофы, когда она вдруг обрушивается на человека, слишком огромная, состоящая из сложных элементов. Так я объяснял себе то, что на другом конце провода мама Робина произнесла лишь несколько непонимающих реплик, а заинтересовалась скорее мелочами вроде возможности навестить сына. Я ухватился за этот момент, такой пустячный в моих глазах на фоне всей этой трагедии, чтобы успокаивающим тоном дать ей информацию, а потом повесил трубку, чувствуя себя неимоверным трусом.

Компьютерную томографию мы сделали тем же вечером. Она нормальная! В мозгу нет повреждений и нет отека — косвенного признака поражения. Надежда крепла.

Наконец я ушел из больницы. На улице уже стемнело. Я наткнулся на отца Робина, который вышел покурить. Удачный момент, чтобы поговорить. Я более подробно объяснил ему, как произошел несчастный случай, поделился своей тревогой. Он был все еще в шоке, но сохранял любезность.

Я пошел домой. Там мое мрачное настроение омрачило общую атмосферу. За весь вечер я не произнес и нескольких слов. Я ушел к себе и съежился под грузом совести.