– А сейчас где ваш свирепец?
Мальчик ответил очень по-взрослому:
– На собачьей свадьбе гуляет, неделю уже. Придёт, твоего съест.
«Ну, это мы поглядим…» В Ирезее имелось немало собак, но при появлении Торона все кобели спрятались. Они и теперь только лаяли с дальнего конца горбатой крутой улочки, а к воротам подбегать не осмеливались. Не говоря уж о том, чтобы оскорблять чужака пахучими знаками доблести. Торон не обращал на брёх недовольных никакого внимания. Ему было не привыкать.
– Наш, может, ещё лису принесёт, – важно и не без ревности добавил маленький горец. Видно было, как хотелось ему похвалить отсутствующего любимца. – Если в горах возьмёт, шкурка будет!
Коренга доедал вкусную кашу, когда вернулся хозяин дома и привёл отца с сыном, – те, даже не передохнув и не подкрепившись с дороги, сразу отправились на ирезейские кручи, в невидимый снизу храм. Долг благочестия обязывал их немедля оповестить жрецов о подношении, чтобы те назначили им день для полёта.
Коренга обратил внимание, что дорожные попутчики выглядели определённо довольными. Отец ещё как-то хранил важное молчание, зато молодой сын прямо лучился нетерпением и счастьем.
– Завтра на рассвете мы начнём собирать короб! – сообщил он умирающему от зависти Коренге. – А на закате, ко времени вечерней молитвы, я на нём поднимусь! – И добавил для важности, понятия не имея о том, как страдал безногий калека: – Я дома много летал. Всю деревню сверху видел! А тут – горы, ты только представь! Вдруг я даже море увижу, какое оно? Я там никогда не бывал…
Коренга смотрел на счастливца, настоящего живого счастливца, которому через сутки с небольшим предстояло взлететь к небесам на послушных матерчатых крыльях, и сердце готово было остановиться от вселенской несправедливости. Ну вот почему одним дано было укрощать летучие короба, а другим – нет?.. У него за спиной весело верещали хозяйские дети. Коренга оглянулся. Трое малышей гонялись по двору за Тороном. Им не давала покоя его замшевая попонка, они норовили стащить её с кобеля. Торон беззлобно уворачивался, не позволяя проказливым ручонкам даже прикоснуться к завязкам. Он знал, что снимать попонку было нельзя.
Коренга посмотрел на раскрасневшегося мальчика, ловившего пушистый Торонов хвост, и подумал, что видит ещё одного счастливца. У которого все полёты пока впереди…
ГЛАВА 62
Мёртвый пёс
Ночью у Коренги от белого и пресного нарлакского хлеба жестоко скрутило живот. Тело явно тосковало по домашнему, привычному, спечённому на закваске да из ржаной муки. Попади кто-нибудь из здешнего люда в его родную страну, не иначе претерпел бы сходные муки. Не зря же учила веннская мудрость: где родился, там и пригодился!.. Нутро утешилось лишь перед рассветом, когда Коренга медленно, словно комочки лекарства, рассосал два маминых сухарика. «А туда же, ещё жить здесь собрался… – хмуро выговорил себе молодой венн. – На коробе посягаешь взлететь, а сам с хлебом справиться не умеешь!»
Тем не менее с наступлением нового дня всё показалось ему не так уж и мрачно. Кончилась тягостная ночь, пики гор на востоке расцвели малиновыми цветами. Живот понемногу прекратил ныть, а самое главное, проснулись отец с сыном и сразу взялись за устройство короба.
Занимались они этим, конечно, не во дворе, потому что по узкой кривой улице собранный короб всё равно было бы невозможно вынести на волю. Коренга поставил тележку на колёса, позвал Торона и поехал за ними на деревенскую площадь.
Легко сказать – поехал! Улочка была ужасно крутой, некогда её замостили камнем, правда, эта вымостка походила на каменную одежду старого большака, примерно как сам Коренга – на резвого здорового парня. Та дорога честно выдержала и Погибель, и последующие века непогод. Эту давным-давно сделали щербатой человеческие ноги, босые и обутые в мягкие горские сапоги. Ныне улочка выглядела почти ступенчатой. Тележка Коренги, наверное, была первой колёсной повозкой, проехавшей здесь за очень долгое время. Обычно внутри деревни ирезейцы ходили пешком, реже проезжали на осликах и совсем редко – на лошадях. И уж точно никто никогда не ездил здесь на тележке, запряжённой собакой!
Накануне Торон с усилием втаскивал хозяина наверх, теперь, упираясь лапами, он помогал ему спускаться. Когда Коренга выехал на площадь, сын с отцом и их помощники уже трудились вовсю. Молодой венн посмотрел на их сосредоточенные, вдохновенные лица и почти простил нарлакам их вкусный, но, как выяснилось, негодный для еды хлеб. Эти люди и короб свой взялись уряжать, как подобало чтущим земную и небесную Правду: с рассветом и сугубо на постное брюхо. Коренга проникся уважением и спросил:
– Будет ли мне позволено, почтенные, здесь посидеть, поучиться вашему поклонению? Я молюсь своим Богам, но Священный Огонь греет и нас…