Там, где меняют законы (сборник)

В кресле рядом с диваном, развалясь, сидел седовласый представительный мужчина. На коленях он нянчил небольшой автомат, вдвое прибавивший в росте из-за навинченного глушителя. Глушитель был толстый и прямой и диаметром точь-в-точь как батон черкизовской копченой колбасы. Это был начальник охраны Чернореченсксоцбанка, Аркадий Головатый.

– Заходите, ребятки, – кивнул Головатый.

– К-как ты вошел? – спросил попугай Кеша.

– Секреты профессии, – осклабился Головатый. – Если ты забыл, птичка моя, то это банк ставил тебе твои противоугонные двери. Согласись, это вполне разумная мера предосторожности, чтобы начальник охраны банка имел в таком разе дубликаты ключей. А вдруг ты, голуба, когда-нибудь на работу не явишься? Или угоришь? Надо же быть рядом какой-то сострадательной душе, чтобы впустить скорую?

– Или самому вломиться, – угрюмо сказал Кеша.

Головатый лучезарно улыбнулся.

– Ну право, ты же не подозреваешь меня в вульгарном стремлении спереть фамильное серебро, которого у тебя нет?. Или, скажем, те двадцать тысяч долларов, которые ты получил от ОАО «Формика» за предоставленную ОАО ссуду на покупку лекарств, каковую ссуду ОАО проело и улетучилось в неизведанном направлении? Тем более что и доллары-то у тебя в мешке не лежат, а лежат на книжке в Ахтарске в Сбербанке…

Ольга стояла, окаменев. Она пыталась припомнить, запер ли Кеша наружную дверь в квартиру. Кажется, нет. Он просто прикрыл ее и устремился на кухню. Но, может быть, дверь запиралась автоматически? Скорее всего. Но Ольга не слышала щелчка.

Кеша беспокойно дернулся.

– Бог с ними, с двадцатью штуками, – усмехаясь, продолжал Головатый, – мелочи жизни, а? Всегда приберегал их в качестве предпоследнего аргумента, буде случится какой спор с тобой, но вот не пришлось воспользоваться. Только вот третьего дни ты уже не двадцать штук спер, а?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Прекрасно понимаешь. О тебе и твоем подельнике Чиже. Который для тебя грабанул мой сейф.

– Это бред какой-то, – сиплым голосом сказал Кеша.

– Отнюдь. Не забывай, что Чиж не мог проникнуть в банк, просто обесточив сигнализацию. Ему еще нужен был подельник из охраны. В тот день дежурили двое: Черяковский и Чан. Чан напился и мирно дрых. А Черяковский, к твоему сведению, сразу принялся колоться…

Попугай Кеша побледнел.

– Но этого быть не может! – сказал он, – Черяковский… он мертв! Он стрелял в ахтарского гендиректора.

Головатый медленно покачал головой.

– От человека, стрелявшего в ахтарского гендиректора, остался неполный компот хромосом. Конечно, если бы этот товарищ принадлежал к царскому семейству или был еще какой важной особой, возможно, наше государство и нашло бы деньги аттрибутировать слой тканей полпальца толщиной. Но что характерно, никто этим заниматься не стал и не станет. Так что в некоторых кругах посовещались и решили, что будет очень удачно назвать этого человечка Черяковским. Что же касается подлинного Черяка, то он умер несколько позже и мучился значительно дольше, и представь себе, что хотя он был на редкость немузыкальным парнем, он пел перед смертью что твой Шаляпин.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – прошелестел одними губами Стариков.

– О папке, которую Чиж свистнул из моего сейфа. По твоему наущению.

– Это бред.

– Брось, птичка попугай. Чиж ни хрена не знал об этой папке. Потому что он ней никто не знал. А догадаться о ее существовании мог только тот, кто что-то смыслил в банковских проводках. И еще – однажды ты видел, как я копирую документы по «Мирте». И так как у тебя на сей счет рыло было тоже в пуху, ты догадался, зачем я это делаю. И потом еще одна маленькая деталь. Знаешь какая?

Стариков молчал. Ольге показалось, что где-то на лестничной площадке хлопнула дверь. Ну и что? Даже если попугай Кеша оставил дверь незапертой, – кто вздумает в нее ломиться?

– Бабки. Товарищ Черяк, будучи человеком опасливым, никак не хотел пускать Чижа в здание под честное слово. Он потребовал с него две штуки баксов. Чиж поколебался и баксы принес. Но ты меня извини – Чиж был хоть и бандюк, а денег у него было шиш. Он ездил на служебной, так сказать, машине, жрал только за чужой счет, и даже ствол у него был служебный. Ему было просто неоткуда взять две штуки баксов.

– Две? – растерянно спросил Стариков, – он мне сказал – три.

Головатый расхохотался.

– Ну вот! Узнаю чисто российское взаимодоверие к партнерам. И вообще – ты думаешь, Чиж с тобой бы поделился? Посмотри на Олечку рядом с тобой. Обрати внимание, что девочка не протестует и не плачет, а стоит, аки жена Лота, и слушает нас очень внимательно. Вот с кем Чиж делился. И вот кто был неустанным движителем всего проекта. Потому что Чиж, упокой Господь его грешную душу, был мелким бандитом и членовредителем, и выше сигарет «Мальборо» и тачки по имени «Мерседес» его мечты не воспаряли. Правда, Олечка?

Ольга молчала. Руки ее слегла дрожали, фарфоровое личико совсем побледнело. Краем глаза она смотрела на бледный, почти незаметный в освещенной гостиной лучик света, который шел из прихожей. Ей показалось, что лучик становится шире. Сквозняк?