Там, где ночуют звезды

Когда я решил закончить расспросы, Зундл наклонился ко мне через столик так близко, что я почувствовал на лице касание его косматых волос:

— Открою тебе два секрета: секрет жизни моего отца и секрет его смерти. Пиявочник Гора, как его называли, был человек непростой. Доход от завода в Солтанишке он раздавал бедным. Он мечтал вывести такой сорт пиявок, которые будут высасывать не только больную или лишнюю кровь и вылечивать людей, это само собой, но главное — будут высасывать из человека зло. Пиявка, которая будет превращать злодея в праведника. И когда эта святая пиявка уже готова была появиться, дьявол, который живёт на чёрной звезде, спустился на землю и поставил величайшего злодея властвовать над людьми.

И тогда отец пошёл к двум речкам на своём участке, разделся догола, облепил себя с ног до головы пиявками, которые кишели в озерце, лёг на землю, и те, кого он разводил и выкармливал, выпили из него жизнь.

Так погибла мечта того, кого звали пиявочник Гора.

4

В ресторанчике остались только мы вдвоём. Когда мы встали и, шатаясь, двинулись к выходу, закатные волны, качавшие тишину, превратились в расколотые луны.

Ночь — вытянутая из моря серебряна я рыболовная сеть — сверкала, высыхая под ласковым, тёплым ветерком.

С фонарём боролся одинокий мотылёк. Ему не повезло: фонарь погас.

Подъехало такси. Всю дорогу до Керем Гатейманим мы молчали. Это было продолжение молчания, которое тянулось до нашей сегодняшней встречи.

Мы простились у двери, висевшей на одной петле. Зундл постучался белой тростью, и мне показалось, что он опять бьёт меня по спине.

Когда дверь открылась, я успел заметить, что ручку нажала кошачья лапка.

На плечо Зундла прыгнула кошка с орлиными глазами и обняла хозяина.

— Я же тебе говорил, моя не будет знать, что подумать.

1986

Так говорила моя бабушка

1

Сколько помню свою единственную бабушку, она всегда была не такая, как бабушки моих друзей: у них бабушки как бабушки, так их и называли, а моя — приёмная. И сколько мама ни вдалбливала мне в голову, что моя настоящая бабушка умерла, а дедушка женился вот на этой, потому-то она и приёмная, это никак не укладывалось у меня в мозгу.

Я так понимал, что кто-то очень хочет поставить под сомнение родовитость моей бабушки, а тогда и моё происхождение окажется под вопросом: если моя бабушка — приёмная, то я приёмный внук. И мне становилось жалко нас обоих.

Жила она, одна-одинёшенька, на берегу речки Виленки, в районе под названием Поплавы.

Друг её отца присылал ей из-за океана посылки, в которые иногда вкладывал по нескольку долларов.

Он присылал ей старомодные свадебные платья, белые как сахар. Им и правда удавалось подсластить жизнь девушкам с обоих берегов Виленки. Острословы говорили, что именно из-за этих широких, длинных платьев девушки так торопятся под венец.

А потом судьба друга из-за океана, видно, переменилась к лучшему: бабушка стала получать в посылках пелерины, широкие, ослепительно-чёрные, сверкающие, как волны Виленки в грозовую ночь; серебристые с перламутровыми чешуйками и такие, что им могла бы позавидовать радуга со всем своим богатством красок.

Однако девушки с берегов Виленки не оценили этого товара. На такие пелерины надо было искать покупателей в домах побогаче.

Моя бабушка уже не была для меня приёмной, я объявил её королевой всех бабушек на своей улице и как-то раз, перебирая и ощупывая у неё дома недавно присланные пелерины, от которых аж в глазах рябило, я дал ей мудрейший совет:

— Ты ходишь по домам, богатые дамы примеряют перед зеркалом твои пелерины, а потом говорят: «Дорого!» Так не лучше ли тебе самой по субботам и праздникам наряжаться в эти пелерины и ходить в синагогу или в гости к соседкам? Или к нам с мамой, чтобы украсить нашу мансарду? А эти дамы будут бежать за тобой и предлагать за каждую пелерину такую цену, что вскоре ты сможешь купить серебряный самовар.

И мой умный совет пригодился ей, как нюхательный табак в Йом Кипур[43].

2

Когда бабушка в первый раз надела одну из своих роскошных пелерин и отправилась к нам в гости, в мансарду неподалёку от Зелёного моста, на неё и правда глазели, открыв рот. Кто узнавал мою бабушку, те удивлялись: «Надо же, как одежда меняет человека!» А кто не узнавал, удивлялись ещё больше: что за помещица явилась пешком в неказистый, грязный двор?

Когда бабушка поднялась к нам наверх, сняла пелерину, застёгнутую на горле, и бросила своё сокровище на мою вытянутую руку, я сразу увидел, что эта присланная из-за океана пелерина сотворила настоящее чудо: моя приёмная бабушка помолодела на много лет. Не пристало королеве бабушек быть такой молодой. Её чёрное шуршащее платье с острым воротником, ярко-красными, как коралловые бусины, пуговками и широкими манжетами туго затянуто в талии. Так туго, что талию можно пальцами обхватить.

Ещё я замечаю, что из седого кока на бабушкиной голове торчит заколка, украшенная бриллиантовым личиком, и оно ужасно похоже на лицо бабушки, только гораздо меньше, как, например, дождевая капля похожа на дождь.

А вдруг бабушка снова стала приёмной бабушкой?