Там, где престол сатаны. Том 1

Все эти вопросы требовали вдумчивых ответов, над которыми Сергей Павлович размышлял до стадиона «Динамо», пока без умолку болтавший о. Вячеслав всецело не завладел его вниманием. Он затронул, быть может, анекдотическую, но зато весьма любопытную тему состояния прилавков продовольственных магазинов в связи с фамилиями людей, в разное время возглавлявших Совет по делам религий. Первым председателем названного Совета, излагал похожий на Алена Делона священнослужитель, был некто Карпов, генерал известно какого ведомства. С той поры и до наших дней из уст в уста передается вернейшее свидетельство о изобилии свежей рыбы, в том числе и преимущественно карпов, еще шевелящих плавниками и подергивающих жабрами или даже плавающих в огромных бадьях, перед тем как получить удар по голове и в последний раз очнуться под хозяйским ножом на какой-нибудь московской кухне. Но вдруг что-то замкнуло в распределительном механизме нашего Отечества, и карпы из продажи исчезли. «Как корова языком слизнула», – ради полноты и красочности создаваемого им полотна добавил о. Вячеслав, нимало не смущаясь несоответствию этого образа правде жизни. В самом деле, где, кто, когда наблюдал корову, питающуюся рыбой? Впрочем, в приморских селениях подобное явление, как говорят, не редкость. Суть, однако, в другом. Именно: тут же был снят со своего поста товарищ Карпов. Оставляя открытым вопрос, существует ли прямая связь между его отставкой и опустевшими рыбными прилавками и в чем тут следует искать причину, а в чем – следствие, о. Вячеслав со смехом назвал фамилию преемника уволенного генерала. Куроедов! Надо ли говорить, что несколько лет спустя его убрали одновременно с неведомой нам, но несомненной катастрофой на птицефабриках Советского Союза, повлекшей за собой чудовищный дефицит цыплят, кур, индюшек, гусей и прочей кудахчущей, гогочущей и крякающей живности? Следующим за Куроедовым был маленький человек с наполеоновскими замашками по фамилии Харчев. Началась перестройка, магазины пустели. «Все схарчили», – со счастливой улыбкой пояснил о. Вячеслав. Участь Харчева была решена, и ныне, в позорную годину упований на гуманитарную помощь Запада, начальственный кабинет в двухэтажном желтом особнячке на Смоленском бульваре занял… Cпутник доктора Боголюбова сделал паузу, после которой, захлебываясь смехом, едва вымолвил: «Христораднов!»

Сергей Павлович хмуро улыбался. Мистика какая-то.

– Мистика, мистика! – с жаром подхватил о. Вячеслав. – Вот увидишь: как только нам из-за бугра перестанут подавать Христа ради – так и Христораднова уберут. А там, может, и самому Совету пропоем со святыми упокой… Слушай, – безо всякого перехода спросил он, – а ты и вправду Николая Ивановича родственник?

Сергей Павлович кивнул.

– Близкий?

– Скорее дальний.

– А-а, – с некоторым разочарованием протянул о. Вячеслав, что, впрочем, не помешало ему тут же отметить: – Николай Иванович – большой человек. Он тебе сказал, чем наш владыка страдает?

– Примерно.

– А ему послезавтра лететь. И не куда-нибудь в град Урюпинск, где скажешь: благословен Бог наш, а я – поп ваш, и все довольны и счастливы, а в Женеву, где всякую минуту надо помнить, что слово не воробей, и где ходи, да оглядывайся.

– Оглядываться-то зачем?

– Да ты, доктор, как с дуба упал, – снисходительно молвил священник. – Это дело еще Моисеем заведено, а если точнее – самим Господом.

– Какое дело?

– Высматривать землю Ханаанскую, – без запинки отчеканил о. Вячеслав. – Прочтешь – поймешь. Приехали.

Это был кооперативный дом на курьих ножках, то бишь на высоких железобетонных опорах, в двух остановках от станции метро «Войковская», на пятнадцатом этаже которого в трехкомнатной квартире проживал митрополит Антонин. Пока поднимались на лифте, Сергей Павлович успел узнать дополнительные подробности из жизни своего пациента, шепотом и в самое ухо сообщенные ему о. Вячеславом.

О жилье.