Читаем Там, где престол сатаны. Том 1 полностью

Выпив и возведя тусклый взор к потолку, он вдруг признался, что всегда ощущал какую-то вину перед братом Петром. Нет, вовсе не за кардинальную перемену жизненного курса – тут всякий сам себе хозяин. И не за то, что ничем не смог ему помочь. Ему не помочь было тогда, нет. С тридцать шестого по тридцать восьмой Николай Иванович служил далеко от Москвы, но дело не в этом. Будь он даже рядом с Петром Ивановичем – как мог бы он облегчить участь брата, если тот не желал ни единого шага сделать навстречу тем, в чьих руках была его судьба! Теперь, когда все, так сказать, поросло травой забвения, покрылось архивной пылью и стало частью нашего прошлого, когда служебный долг более не повелевал молчать, Николай Иванович счел возможным доверительно сообщить племяннику, что брат Петр был в близких отношениях с Тихоном, Патриархом. Тихон брата Петра любил и ценил, чему, по меньшей мере, есть две причины. Первая – старинная дружба Патриарха с отцом, Иваном Марковичем, тоже священником, с которым они будто бы учились в одной семинарии. И вторая – личные качества брата Петра, как то: твердость характера, верность слову и – прямо скажем – мужество. Эти бы качества – да в мирных целях. Но старый лис Тихон Петра Ивановича так окрутил, что тот за него готов был в огонь и воду. Более того: встал на путь сопротивления Советской власти. Николай Иванович поспешил оговориться: не о вооруженном сопротивлении идет речь, и не об участии в заговоре, какие в ту пору во множестве сплетали наши враги, такого не было и быть не могло, иначе и сегодняшнего нашего разговора не было бы. Кто против власти с мечом, тот от меча и погибнет. Такого, к счастью, не было, нет. Но его, к примеру, спрашивали: а имелось ли у Тихона некое тайное завещание, и если имелось, где оно? В первой части вопрос следует признать риторическим, ибо те, кому надобно знать, точно знали, что Тихон такое завещание составил и что содержание его может иметь далеко идущие последствия. Николай Иванович осуждающе покачал головой. По некоторым сведениям, так хитро все там написано, что даже если оно сейчас вдруг всплывет, или еще через несколько лет, или, положим, в будущем столетии – взрыва не миновать. Наоборот: чем больше времени проходит, тем это завещание становится опасней. Поэтому вторая часть некогда заданного брату Петру вопроса: где оно? – до сей поры сохраняет громадный смысл. Ведь спрятано же оно в каком-нибудь укромном месте, завещание проклятое, и Николай Иванович дорого бы дал, чтобы узнать: где. Брат Петр знал, не мог не знать. Были даже весьма серьезные основания предполагать, что именно он находился во главе особо доверенных лиц числом не более трех, выполнивших последнюю волю скончавшегося в 1925-м Патриарха и отыскавших для его посмертного слова надежное убежище. Вопрос мучительнейший: где?! Велика Россия, где искать?! Будь Ямщиков призван начальством для собеседований с братом Петром, он почти наверняка сумел бы убедить его открыть эту тайну, выпукло обрисовав перед ним страшную угрозу государству и церкви, которым чревато скрытое до неведомого пока дня и часа завещание. Но не позвали. Письмо ему написал, однако до разговора с ним – увы – не дошло. Оттого, наверное, и томит дядю Колю чувство вины перед братом. Оттого и точит неустанная мысль, что мог бы предостеречь Петра Ивановича от пагубных шагов – и не предостерег; мог бы сократить ему срок заточения – и не сократил; мог бы продлить его дни – и не продлил.

Голос Николая Ивановича сорвался. И третий раз на протяжении своей речи дядя Коля поднес к глазам платок, в который затем шумно сморкнулся.

Он лгал, Николай-Иуда, Сергей Павлович чувствовал. Чему дивиться, люди добрые? На то и Иуда, чтобы лгать.

Иуда удавился, а старый чекист запутался: сначала объявил, что помочь Петру Ивановичу не мог-де никто, ибо он сам себе помочь не хотел, затем утирал фальшивые слезы и каялся, что мог бы – но ничем не облегчил участь брата. Суть, однако, не в этом. Он Сергея Павловича как бы выманивал, приглашая откровенностью ответить на откровенность и у новообретенного дяди на груди выплакать свою боль о Петре Ивановиче и заодно все то, что ему известно о нем.

Папа предостерегал.

Но будем же и мы увертливы и мудры, аки пресмыкающиеся гады. И Сергей Павлович, страдальчески нахмурившись, взмолился о помощи.

– С вашими связями, дядя Коля, – без малейшей запинки по-родственному обратился он к Ямщикову. – Вам только позвонить. И справка нам будет, и дело Петра Ивановича мне дадут.

Николай Иванович окинул его задумчивым взором.

– Эх-эх, друг Сережа! – промолвил, наконец, он. – Были связи, были возможности… И лукавить не буду: немалые! Но теперь-то кто я? Пенсионер. А кому мы нужны в наше время, пенсионеры? Отпахали, отскакали, отъездили. Хорошо еще, что на скотобойню, как Холостомера, не отправили. Какая вещь, а?! Недавно перечитывал и, веришь, едва не…

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже