Там, где престол сатаны. Том 1

Телефонный звонок и голос правнучки-Кати: «Дедушка! Тебя!» прервали Николая Ивановича, и его внучатый племянник так никогда ничего не узнал о переживаниях дяди при чтении толстовской повести об одной лошади.

– Ну что, – утомленно прикрыв глаза, тяжко вздохнул Николай Иванович в трубку, – одумался? Или Филипп Кондратьевич тебе мозги вправил? Сам? Вот и чудесно. Самому всегда лучше. А я, владыка, сейчас вам доктора пришлю. Он вас, как Христос Лазаря… Доктор отличнейший, и мой, между прочим, племянник…

Сергей Павлович вспыхнул: да по какому праву им распоряжаются?! Он явился сюда совсем по другому делу, ничего общего не имеющему с выводом из запоя служителей культа. Или на «Скорой» мало ему вызовов на белую горячку и алкогольные отравления?

Николай Иванович доверительно шепнул:

– Очень нужно. Поверь. Я тебя прошу. Все-таки митрополит, член Священного Синода, летит в Женеву с важным поручением. К нему из четвертой управы могли бы приехать, но есть обстоятельства… Ты увидишь. Тут чем меньше болтовни, тем лучше. Давай, – со значением прибавил он, – друг другу помогать.

– Вот, владыка, – сообщил затем он, усиленно подмигивая Сергею Павловичу, – наш доктор, оказывается, нарасхват. Пришлось уговаривать. Имейте в виду. Когда? Прямо сейчас и присылайте. Да. Ко мне.

Дядя Коля положил трубку, после чего обратился к внучатому племяннику с довольно-таки бестактным вопросом. Не бессребреник ли Сергей Павлович? Таков был вопрос, на который можно было ответить лишь пожатием плеч. Николай Иванович удовлетворенно кивнул.

– Я так и думал. Ты человек еще молодой, тебе деньги нужны. Страстишки, винишко… Ну, ну, все живые люди, все всё понимают. Без ханжества. А что ты на «Скорой» получаешь? Гроши. Ну вот. А Антонин – это его монашеская кличка, а так он Феодосий Григорьевич – тебе отстегнет по первому классу. Ты таких денег отродясь не видывал. А с Петром я постараюсь, ты не сомневайся. Все силы приложу! – пообещал он, ласково и крепко пожимая руку Сергею Павловичу.

2

В похожем на катафалк черном автомобиле «Чайка» доктор Боголюбов ехал на Ленинградский проспект к страдающему митрополиту Антонину. В автомобиле, прозванным нашим бедным, но острым на язык народом «членовозом», бок о бок с доктором сидел отец Вячеслав, священник, человек еще молодой, черноволосый и голубоглазый, что придавало ему пусть отдаленное, но все равно гибельное для юных москвичек сходство со знаменитым артистом Аленом Делоном. Он сразу же стал говорить Сергею Павловичу «ты» и со смехом здоровяка, жизнелюба и не дурака выпить и закусить предупредил: «Я все могу, но молчать не могу».

Был девятый час вечера. Мрачная Москва мелькала за стеклами: сначала Сергей Павлович видел низкий парапет набережной и огни зданий противоположного берега, затем – уже с другой стороны – возникла темная кремлевская стена с белой полосой снега внизу. Мертво стыла черная вода под Большим Каменным; проблеснули справа звезды Кремля с красноватыми туманными облачками, рдеющими вокруг них; слепыми очами глянул на проезжающую машину дом Пашкова. И далее и далее стремилась тяжелая, с плавным ходом «Чайка»: вверх по улице Горького, минуя едва живые магазины, впавшие в летаргический сон памятники, оцепеневшие дома, застывшие под ледяным ветром площади, вымершие переулки, промозглые подворотни, нагие деревья и странного человека с собакой, неподвижно вставшего возле булочной, что между «Пионером» и Лесной, и запрокинувшего лицо навстречу сыпавшему с неба мелкому снегу. Был ли он изгнан из дома соединенными усилиями жены, тещи и ополчившихся против него детей? Было ли ему при этом сказано: «Забирай своего пса и катись отсюда на все четыре стороны»? Было ли у него в целой Москве место, где он мог бы преклонить голову и где приютили бы и его собаку? Молился ли он Небесам о ниспослании ему лучшей участи на остаток его дней? Выл ли в тоске, взирая на беспросветное небо?