Там, где престол сатаны. Том 1

Знаменитый же в пределах губернии поэт обличил махровую реакционность и темноту, проявившуюся в стремлении запретить фотографирование. Вскрытие так называемых мощей так называемого святого Сергея Радонежского в Троице-Сергиевой лавре заснято было даже на кинопленку, дабы трудящиеся Советской России не только в наши дни, но и много лет спустя могли наблюдать за разоблачением векового церковного обмана.

– Товарищ специально прибыл к нам из Москвы! Из РосТА! Его фотографии запечатлят историческое событие и нас, его участников. Товарищ! – позвал он фотографа, уже приладившего свой ящик на треногу. – У вас все готово?

– Полный порядок! – весело отозвался парень в кожанке. – Alles gut!

– Меня засними! – поспешно встал возле раки Ванька Смирнов, выпрямился и застегнул ворот гимнастерки. – Товарищ Рогаткин, идите! – уставившись в круглый глазок аппарата и не поворачивая головы, позвал он. – Перед началом работы. На память.

Товарищ Рогаткин детской забаве усмехнулся, но подошел. С ним рядом пристроился и важно наморщил узкий лоб Епифанов Федор, он же Марлен Октябрьский. И член комиссии с усами. И другие. Позади всех возвышался доктор Долгополов, пряча за спиной руки в черных перчатках. Фотограф согнулся, накрылся темной накидкой и вместе со своим аппаратом стал похож на коня – правда, о пяти ногах.

– Не двигаться! – скомандовал он. – Даю большую выдержку! Все глядят в дырочку и не моргают! Ein, zwei, drei!

Застыл с вытаращенными глазами Ванька; товарищ Рогаткин, председатель комиссии, не без усилия (видно было) сохранял на молодом гладком лице легкую улыбку; достойный смертной казни автор чудовищных (по мнению о. Александра) стихов с таким усердием вперил суровый взор в объектив аппарата, словно сквозь это маленькое круглое стеклышко явственно различал потомков, отвечающих ему благоговейным взглядом. Все остальные были в том же роде. Только доктор Долгополов пренебрег призывом посланца Москвы и, потупившись, пристально рассматривал выложенный узорчатыми плитками пол собора.

– У-у… Ух! – ночным филином внезапно крикнул мальчик. От плеча к плечу качнулась его голова. – У-у… Ух!

И Ванька моргнул, и у товарища Рогаткина отвердел маленький рот, и поэт, дернувшись, выронил из рук свою тетрадь.

– Напугал… Ч-черт, – в наступившей тишине чистосердечно признался член комиссии с пышными усами.

При упоминании нечистого отец благочинный немедленно перекрестился. А фотограф, откинув накидку и явив всем огорченное лицо, сообщил:

– Снимку – крышка, пластинка – псу под хвост.

Правая бровь председателя комиссии полезла наверх, а на лбу прорезалась морщина.

– Это что такое? – ни к кому непосредственно не обращаясь, тихо промолвил он. – У нас тут мероприятие советской власти или зверинец? А ну, – он поманил рукой старшего милицейской команды, – товарищ Петренко… Всех беспокойных отсюда вон.

Негодующим ропотом тотчас ответили богомольцы.

– На хворого мальчонку чего злобиться! – всех громче возмущалась высокая тощая старуха в черном платке. – Ведь издалеча его отец с матерью-то сюды, к преподобному, привезли… Ты говорила, я запамятовала, с каких вы мест будете?

Глотая слезы, тихо ответила ей мать бедного мальчика, старуха же громогласно объявила:

– Из Мурома! Поди-ка доберись оттудова до Шатрова с больным-то малым на руках! Да зимой!

– А им до Сергиева не в пример ближе, – заметил кто-то.

И опять шепнула что-то несчастная мать, а старуха услышала и повторила:

– Были они! А там старец, отец Мануил, сюда велел им непременно идти, к мощам неоскверненным!

– Как раз и пришли, – шумно вздохнул звонарь Сангарского монастыря о. Никандр и вслед за тем обратился к о. Петру Боголюбову. – Так у нас в России ни единой святыни в скором времени не останется.

Расталкивая народ, к мальчику приближались два милиционера. Завидев надвигающуюся на них силу, принялись хлопотать возле своего чада родители, всовывая его непослушные руки в рукава шубейки и обматывая большую, наголо стриженую голову теплым платком. Мальчик радостно смеялся и глухим, отрывистым голосом повторял сквозь смех: «Домой?! Мам! Домой?!»

– Гражданин… – тихо попросил о. Иоанн председателя комиссии. – Не трогали бы паренька. Он вашему делу никак помешать не может.

– Тебя не спросили! – вместо товарища Рогаткина грубо отверг просьбу старика Ванька Смирнов. – Вас, Боголюбовых, сюда вообще не звали. Давай, давай! – махнул он оглянувшимся в некоторой растерянности милиционерам. – Веди их всех отсюдова! А мы повторим. Как у тебя, товарищ фотограф, есть кое-какой запасец?

И снова прилаживался к аппарату присланный из Москвы бойкий молодой человек, дабы всем в назидание – и нынешним, и тем, которые будут, запечатлеть торжество бесстрашного разума над мрачным суеверием, света над тьмой, свободы над рабством, – и в конце концов запечатлел.

– Готово! – сбрасывая накидку и распрямляясь, воскликнул он. – Alles gut! Граждане служители культа, не желаете? Для истории.

Служители культа не шелохнулись.