Фил сел в машину, отъехал. Он чувствовал себя за рулем настолько хорошо, что самому не верилось. Вчера еще губы кусал, делая сложный разворот, а сегодня лихой, как гонщик. Надо чаще ездить, чтоб навыка не терять. Своя машина — это удобно.
Опять зазвонил телефон. Неужели Маршал не успокоился? Но нет, это были свои.
— Фил, я чего-то не понял, что за новые дела у тебя появились? — услышал он недовольный голос Борисыча.
— Где ваше бонжорно?
— Здорово. Кто такая Лидия Краско?
— Система отправила тебе данные на нее? Сорян. Это мое личное.
— Личное потом, Фил.
— Это подождать не может. Человек умирает, нуждается в пересадке печени. Я помогаю.
Борисыч помолчал. Потом еще помолчал, проглотив начало реплики. Наконец задал конкретный вопрос:
— Кто она?
— Женщина, к которой я неравнодушен.
— Не верю ушам своим! Пасли втрескался? — с подачи Мурата все друзья называли его Ржавым.
— Сам в шоке.
Снова пауза.
— Что ж ты среди здоровых не выбирал, дурила? — вздохнул Борисыч тяжко. — Она ведь никогда не станет такой. Всю жизнь будет на препаратах.
— Как там говорится… Сердцу не прикажешь?
— А знаешь что? Я рад за тебя. И теперь понимаю, что в беспроблемную ты бы не влюбился.
— Это случилось до того, как я узнал о болезни…
— Но сразу понял — что-то с ней не так? Скажешь «нет», не поверю. Ты великолепно считываешь информацию и анализируешь ее. Это твой дар.
Только Фил подумал о том, что это не телефонный разговор, Борисыч сменил тему:
— Как я понял, ты завтра не полетишь в Стамбул. Останешься в Италии?
— Кондратьев взял яхту на пять суток. Прошло трое. Послезавтра утром я отправлюсь на пароме на Корсику.
— Там его будешь поджидать?
— Да. Я уже созванивался с человеком, сдающим «Венеру» в аренду. И аванс перевел, чтобы яхта точно досталась мне. Валерия Павловича я не упущу.
— Как будешь действовать?
— Ты же знаешь, я так далеко не планирую. На месте разберусь.
— На рожон не лезь, лучше прикрепи к нему прослушивающее устройство и уйди в тень.
— Когда тебе наконец разрешат выезд за рубеж? — простонал Фил. — Будешь сам кататься в командировки, а я обеспечивать тебя инфой из дома, как раньше.
— Тебе ведь нравится быть искателем!
— Да, но я больше не одинокий бродяга, у меня появилась женщина, о которой нужно заботиться. Мне необходимо менять образ жизни.
— Полгода осталось, потерпи.
На этом они закончили разговор, и Фил покатил дальше, уже не отвлекаясь на телефон.
С вещами он двигался к выходу. Номер сдан, чаевые розданы, можно ехать в Пизу. Там Фил встретится с гастроэнтерологом. Любым практикующим и готовым дать консультацию в частном порядке за денежку. После можно пройтись по магазинам, купить обещанное и ехать в Сан-Джиминьяно.
Не успел он отойти от стойки портье, как столкнулся с Маршалом.
— Ты почему трубку не берешь? — спросил тот обиженно. Вот Фил уже и чем-то ему обязан!
— Выселялся, не слышал звонка, — соврал он. — Как дела?
— Нормально. Даже хорошо.
— Вот видишь, а ты дрожал! — Фил хлопнул парня по плечу.
— Пойдем выпьем? Я угощаю.
— Нет, я за рулем. Да и некогда. Я тороплюсь, Маршал. Но если ты в Пизу, подброшу.
— Я тут останусь до вечера. Джузеппе пригласил меня на панна-котту, он ее сейчас готовит.
— О, она у него божественная!
— Знаю, он угощал нас с Джи-Джи своими десертами, они все потрясающие. Между прочим, мы с ним стали понятыми. При нас завещание покойной достали. Оно, оказывается, лежало в письменном столе, в запирающемся на обычный ключ ящике — не в сейфе.
— Полицейские только сейчас произвели обыск в квартире покойной? — Парень кивнул. Сегодня он был в других очках, эти держались не так плотно и сползали на кончик носа всякий раз, когда Маршал дергал головой. — Вот же золотые работнички.
— Все средства Джинни завещала фонду поддержки женщин, прошедших через насилие. А квартиру свою — городу. Под музей Пастернака и других классиков, бывавших в Марина-ди-Пиза.
— Тебе ничего?
— Ладно мне, я и не ждал, мужу фига с маслом. — Маршал хихикнул. Про фигу с маслом он не говорил, но Фил фразу перевел именно так, по-русски.
— Расстроится, думаешь?
— Не думаю, знаю. Он заявился, когда я в квартире был. Такое устроил! — Парень изменил голос, повысив его до фальцета, и заверещал, по всей видимости, изображая Лауренцо: — Это несправедливо! Я — законный муж! Я требую…
— Ладно, пошли в бар. Я кофе выпью, ты чего хочешь.
Они проследовали туда. Маршал взял пиво, Фил капучино.
— Лауренцо был уверен, что по закону он имеет право хотя бы на квартиру, — прихлебывая пивко, болтал Маршал. — Она в браке покупалась, и, как ему говорил юрист, она точно его. Еще драгоценности, картины.
— Картин я не помню.
— Она давно раздала их галереям, а украшения заменила копиями.
— Нечем вдовцу поживиться?
— Джини все для этого сделала. И квартиру не зря городу отписала, чтобы муж не отсудил. Где ему с государственными органами тягаться. А часы, те, что в залог потребовала, знаешь, куда дела?
— Тебе подарила.
— Неинтересно с тобой, ты постоянно угадываешь, — насупился Маршал, и теперь очки взметнулись ко лбу. — Джина мне их не то чтобы подарила, дала… как это слово? русское… пофоуйсити?