Там, где растет синий

На улице, где растут розовые сладкие каперсы для девочек, на улице, где исключительно серые блуждают кошки, жил некогда сеньор Ромб, резкий диагональный человек с острыми углами. Он жил в слегка накрененном тёмно-синем доме с кирпичной трубой, продавал на первом этаже выпечку, почитывал тщательно перекособоченные газеты на террасе и ни о чём особо не беспокоился, кроме того, чтобы всё вокруг себя превратить в ромб.

Казалось бы, и так мир был не лучшим эталоном ровности, однако сеньор Ромб был всё равно недоволен и постоянно старался выромбить что-нибудь.

– Скажите, а этот пирожок с чем?

– Он с идеально неровным джемом, попробуйте, это чрезвычайно хоромбошо.

И действительно, его пирожки были вкусными и воздушными, точно какими должны быть идеальные пирожки. Хотя это были не совсем пирожки, а, скорее, пиромбошки. Секрет был в том, что они были ромбические, с философской начинкой.

Сеньор Ромб обычно просыпался в какое-нибудь неточное время, вроде без шести семь или без восемнадцати восемь, шёл на веранду, зевал, потом шёл в ванную, чистил зубы щёткой с острыми углами, потом шёл в кухню, закидывал два яйца в ромбические формы, перчил и солил крест-накрест, ел и выходил в магазин, чтобы продавать свои удивительные тестяные и кремовые штучки.

– Всё клонится, всё стареет, – любил он возомнить себя пессимистом.

– Ну что вы, сеньор Ромб, – говорила в такие минуты какая-нибудь случайная покупательница.

– Нет же, говорю вам, всё под углом, – плавно затаскивал он её в свою осторожную секту.

– И я?

– Вы самая угловатая женщина на свете!

– Даже не знаю, что сказать, – отвечала обычно одинокая женщина, мечтающая обладать вторым этажом этого странного, но красивого дома. – Мне показалось, это комплимент.

– И вы не ошиблись.

Всё в жизни сеньора Ромба шло бы и шло по кривой, как и следует, но однажды случилось что-то прямое по своей сути и очень конкретное: в город приехали гастролирующие фотографы с мехами. Они кидали свет на жителей города, а потом показывали им их отражения на гладком тонком квадрате. Это были самые настоящие отражения, только в отличие от зеркала они были замершие. Ромб подумал, что это какой-то хитрый трюк и уже готов был разоблачить чужаков. Он растянул губы по диагонали и на него упал быстрый свет, а потом ещё два раза упал. Иронизируя над помпезностью шоу, Ромб прислонился косо к стене и начал ждать, что там получилось. Вскоре он уже держал в руках небольшую квадратную карточку, на которой стоял он, сеньор Ромб, и не просто так стоял, а был самым очевидным образом чётко перпендикулярен земле.

– Это невозможно! – вскрикнул он. – Я всю жизнь был угловатым! Это неправда!

Фотографы пожали плечами и пригласили следующего клиента, а Ромб пошёл по незнакомой улице (раньше это был зигзаг, а теперь идеальная полоса). Он шёл и вместе с тем приходил в ужас, замечая, что дома прямые и не менее прямой газон по сторонам, и люди, люди все в основном не стремятся к углу, и ничего не искажено в природе.

– Нет, я не верю, не верю, – пробубнил сеньор Ромб и хотел было войти в дверь своего дома, но понял, что просто не проходит, потому что дверь диагональная, а он-то прямой. И так он из-за этого распереживался, что высадил собственную витрину, забрал все пиромбошки, что у него были, и пошёл с этим баллотироваться на пост городничего. Он ходил и раздавал всем свои пиромбошки, как обещания, а фотографы раздавали снимки – это было историческое противоборство, в котором погибли благосостояния многих людей, а победителей так и не оказалось.

И по сей день бродит где-то этот сеньор Ромб и раздаёт все пиромбошки, как обещания, а может, только обещания и раздаёт. А за ним следуют неизменно фотографы, которые бросают в него свет, а потом показывают ему фотографии, где он чётко перпендикулярен земле…

Сэвен улыбнулся. Брон, который рассказывал ему эту историю, уже исчез, и стратег тоже задерживаться тут больше не стал. Он ещё раз посмотрел сквозь пальцы, сравнил увиденное с чистым вымыслом и, не найдя никаких отличий, отправился в свою неорганическую, но живую библиотеку смыслов, которая теперь была самым надёжным конфидентом его чувствительности.

ОСМОТР ИНТУИЦИИ Нужен стержень

– Труха, труха, труха! Повсюду она. Я и зонтик купил в полтела, и капюшон до носа натянул, а всё-таки сыплется за шиворот, надоедает. Весь город в трухе, и скамейки, и почтальоны, и девочки… Не знаю, куда деваться, она уже даже лезет в мой рот, я глотаю её и кашляю – такая она противная, труха.

– А я не вижу ничего, какая труха?! Это пыль, может быть, потому что пыльно. Или даже листики с деревьев, или пыльца, та же пыль…

– Какая пыльца? Говорю же вам – труха. Всё в ней. Вон человек пошёл, и эта парочка, и даже ребёнок присыпан!

– Прошу вас, прекратите, я уже начинаю бояться.

– Это вы правильно делаете. Этого нужно бояться. Тут всё старое и больное, тут высыхают все, тут совершенно повысохло. Вот опять же… Прочь! Отстань!

…Сэвен ощутил, как размахивает руками, стряхивая с себя эти бесконечные опилки.