Что обозначали слова «Твоя от твоих»? Что хотел сказать этим Пушкин? Очень многое. Посылая Осиповым-Вульф главы своего романа, написанные вблизи Тригорского, рисующие быт помещичьей усадьбы — семейства Лариных, — Пушкин как бы возвращал своим друзьям то, что заимствовал у них же.
Тригорские барышни сами считали, что они и есть прототипы Татьяны и Ольги.
Первый биограф Пушкина П. В. Анненков очень верно отметил, что героини «Онегина» «по действию творческой силы» не имеют «ни малейшего признака портретов с натуры, а возведены в общие типы женщин той эпохи». Но при этом и он указал на сходство Татьяны и Ольги с Анной и Евпраксией Вульф. Он знал П. А. Осипову и её дочерей.
В чём же заключалось сходство? Прежде всего в том, что Пушкин особенно ценил в уездных барышнях, — в самобытности, наличии характера. А свой особый характер, свой душевный склад имелся у каждой из сестёр, и в жизни и в романе. И это проявлялось в большом и малом.
Задумчивая Татьяна любит уединение, не расстаётся с книгами.
Ольга совсем другая. Она общительна, резва и беспечна:
Так, преломляясь через «магический кристалл» поэзии, и отразились в «Онегине» черты тригорских барышень.
Тригорское давало пищу воображению поэта и тогда, когда он создавал образы супругов Лариных — отца и матери Татьяны и Ольги.
Анна Петровна Керн рассказывала про Прасковью Александровну и её первого мужа: «Это была замечательная пара. Муж нянчился с детьми, варил в шлафроке[16]
варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала Римскую историю». Почти такое же соотношение «семейных сил» было и в семействе Лариных. Мать Татьяны, подобно Прасковье Александровне:Вообще для Пушкина образы старушки Лариной и Прасковьи Александровны были внутренне связаны. Онегин говорит Ленскому о матери Татьяны:
Сам Пушкин в октябре 1824 года пишет В. Ф. Вяземской о П. А. Осиповой почти в таких же выражениях: «В качестве единственного развлечения, я часто вижусь с одной милой старушкой — соседкой — я слушаю её патриархальные разговоры».
В годы михайловской ссылки Пушкин впервые так долго безвыездно жил в деревне и имел возможность во всех подробностях изучить усадебную жизнь. У соседей-помещиков поэт почти не бывал. И конечно, в Тригорском, главным образом, черпал он материалы и краски, так верно живописуя патриархальный быт семейства Лариных, создавая образы их гостей.
Хотя Осиповы-Вульф выгодно отличались от большинства провинциальных дворян, но и они «хранили в жизни мирной привычки милой старины». И где, как не в Тригорском, мог наблюдать поэт, как в крещенские вечера:
Гаданья, приметы, старинные обряды и песни… А тут ещё в зале «тригорского замка» висела потемневшая картина — на ней изображено было искушение святого Антония. Бесы и бесенята, приняв различные личины, соблазняют праведника. Пушкин подолгу простаивал перед этой картиной и сам признавался, что, вспоминая её, «навёл чертей в сон Татьяны».
Где, как не в Тригорском, мог слышать поэт разговоры помещиков:
Один из таких любителей псарни и охоты, с которым Пушкин встречался в Тригорском, даже прислал ему подарок — охотничий рог на бронзовой цепочке «при любезном письме».