Там, где сходятся меридианы

Старик-келарь бродил как неприкаянный вокруг построек и все охал. Многое не нравилось в образе жизни монастыря старому монаху. Вроде бы и служили Богу, но все службы отдавали новым модным словом: «бизнес». В монастыре появился телевизор, подарок бизнесмена, который просил замолить его грехи. Телевизор по всем каналам нес полную чепуху. Современные идеологи облизывали новую власть, которая наслаждалась жизнью. Народ беднел. Не стало зазорным копаться в мусорных баках. Старик несколько раз подходил к настоятелю с предложением открыть столовую для бедных, но отец Владимир отнекивался, ссылаясь на отсутствие денег. Спонсоров, тоже новое слово, на такое благое дело не находилось.

Однажды стих ветер. Он перестал ожесточенно трепать березы и ивы. Со стороны Лиинахамари поползла туча, напоминающая стельную корову. Она проползла по небосклону и затянула его серой мутью. Полежала немного, разложив огромный живот по сопкам, и открыла свои закрома. Пошел снег. Ровный, сильный. Он не падал за землю, а планируя и выделывая замысловатые па, мягко, аккуратно, словно извиняясь за долгое отсутствие, ложился на нее. Скоро забубенные головушки берез и осин покрылись искрящимися шапками. Те не верили своему счастью и боялись шевельнуться. Снег зарядил не на час или два. Он будет идти долго, и все живое покроется теплым снежным покрывалом. Монахи выходили на улицу, снимали скуфейки и долго так стояли, задрав бороды. Снег шел. Он падал на волосы и бороды братии и превращал их в сказочных дедов морозов. Он нес очищение и чистоту в помыслах, в жизни. Монахи размашисто крестились и шли по своим делам, подметая подолами ряс свежий снег.

Данилке нравилось ездить на требы. Транспорт был самый разный: от «Волги» настоятеля, до уазиков военных. Он садился к окну и внимательно рассматривал пролетающие картины. Они были разные по цвету и содержанию. Данилка с горечью пропускал сожженные обочины поселка Никеля. Обожженные газом деревья в немом отчаянии, как руки, раскинули ветви. Метель, выбеливая мертвые деревья, делала их еще страшнее. Миновав Никель с его лунным пейзажем, они выезжали на дорогу, которая приведет их в другой поселок горняков, Приречный. Иногда они обгоняли рыбаков, что шли на лесные реки промышлять семгу. Если был улов, то они бескорыстно и щедро делились рыбой с монахами, отказываясь от денег. Те осеняли их крестным знаменем. Миновав городскую черту, машина вырывалась на просторы тундры. Все было интересно мальчишке. Вон проторили тропу легкие лопарские санки – кережи. Это проехал лопарь. «Мало их осталось», – сожалел Данилка. Ему нравились эти приветливые маленькие люди. Хотя они были обрусевшие, но сохранили свою природную доброту и наивность. Плывут навстречу машине волнистые сугробы и засыпи. В них с ветвей падали куропатки и прятались в пушистый снег, под ледяную крышу. Здесь важно вереницей ходили лоси. В голове всплывали небылицы, байки. Кто-то вспомнил, что в таких местах медведица свистит разбойничьим свистом, заложив в пасть мохнатые лапы. В машине смеялись, а полярная ночь прилипала к стеклам плоским лицом и силилась рассмотреть салон машины.

Данилка, покачиваясь на первом сидении, весь был во власти грез и фантазий. В эту сторону он еще не ездил. Ее называли заполярной Швейцарией. Здесь рукой подать до Норвегии и Финляндии.

Зима сковала болота, выровняла неровности тундры. Лес превратился в сказку. Иней искрился под лунным светом и, казалось, что он, Данилка, и его спутники одни-одинешеньки на земле. Вот выйдет сейчас из-за валежины нечто огромное и лохматое и проревет: «Кто нарушил покой в моем царстве!»

Путников благословил кто-то сверху. Окропил острым звенящим инеем. Природа за какие-то несколько десятков километров резко изменилась. Слева и справа тянулся рослый здоровый лес, так разительно отличающийся от никельских окраин. Он неожиданно прерывался пустошами, которые летом разольются озерами небесной синевы.

Солнце вставало из-за зубчатой лесистой щетины, опускало первые лучи в свинцовую гладь озера. Между озерами и петлями извилистой бурливой речки Колосйоки стояла плотная темно-зеленая щетка густого хвойного леса. Лес стоял здесь нетронутый, с гладкими голыми стволами. Своими суковатыми руками, поднятыми высоко вверх, они обнимали облака. На пилигримов сверху смотрели чьи-то глубокие синие глаза, прикрытые белой повязкой облаков. Они пристально вглядывались вниз в просветы крон. Братия физически чувствовала на себе этот небесный взгляд и спешила осенить себя крестным знаменем. Не хотелось думать, что скоро приедут. Появятся скучные пятиэтажки поселка, и закончится сказка. Будет новоявленный храм из очередного переделанного здания. Проведут службу, окропляя привычную паству: старушечек, немногочисленных мужчин с опущенными, словно от тяжелой ноши, плечами.