– Как это зачем? А школу в рванье пойдешь? Чай не бурсак, – отрезал келарь.
– В какую еще школу? – до Данилки стал доходить смысл происходящего.
– В какую-какую! В поселковую. Ты что, решил неучем прожить? – прикрикнул старик.
Так и начались для Данилки школьные будни. Учился он жадно, и скоро догнал своих сверстников. В школе к нему приклеилась кличка «Монах». Но Данилка быстро определился с обидчиками. Опыта уличных боев ему было не занимать. Очень скоро рафинированные мальчики поняли, что не только один на один, но и группой им не совладать. Данилка дрался зло. Он дрался не в банальной мальчишеской драке «до первой крови». Данилка вкладывал в силу кулака всю свою злость за нанесенные жизнью обиды. Он умел бить больно. Противники в страхе разбегались. Итогом был поход в кабинет к директору и обещание поладить с классом. Класс молча терпел его. Но Данилке было неинтересно со своими сверстниками. Обмениваться входящими в обиход видеокассетами его не интересовало. Глазеть на ларьки с различными заморскими «жвачками» было без надобности. Закончив занятия, он спешил домой. Так он называл подворье и включался в работу. Куда он себе позволял заходить, так это в библиотеку. Читал жадно, без системы. Но вскоре определились пристрастия: история. История всего: культуры, религии, географических открытий. В голове возникала каша. Вот тут-то и пригодился Данилке Андрей. Он обстоятельно и толково отвечал на его бесчисленные «Почему?». Доставалось и отцу Владимиру. Устав от мирских забот и трений с цивильными властями, он с удовольствием беседовал с любознательным пареньком. Особенно много он рассказывал ему об истории Кольского края, которой сам увлекся. Данилка и слыхом не слыхивал о Трифоне Печенгском, Варлааме Керекском, Феодорите Кольском. Много нового узнавал Данилка через житие святых, но не нравилось ему, в силу мальчишеского нигилизма, что все сводилось к Богу.
– Ты бы хоть лоб перекрестил, нехристь, – легонько шлепал мальчишку по лбу духовник.
– Зачем? – искренне удивлялся паренек.
Хотя он уже не удивлялся, когда монахи перед едой читали молитву, а один из иноков или послушников во время еды читал выдержки из Евангелия. Особенно его удивляло, что человек «раб Божий».
– Почему? – недоумевал мальчишка.
Он читал историю древнего Рима, «Спартака». И снова вопросы. Почему он «раб Божий». Вон, у Горького по литературе: «Человек – это звучит гордо». «Я – человек!» – кричал Маугли.
Что мог объяснить старик-келарь любознательному пацану? Ровным счетом ничего.
– Ты кулаки не больно распускай, – ворчал старец, когда приходили известия об уличных «подвигах» мальчишки.
– Они же первые начали, – защищался Данилка.
– Ты терпи. Христос терпел… – начинал старец.
– Ага, и нам велел, – перебивал его малец.
– Ты не перебивай, неслух, – негодовал келарь.
– Отче, ну не пойму я заповедь Христову, что когда тебя бьют в левую щеку, нужно подставлять правую, – не унимался Данилка.
На помощь старцу приходил богослов Андрей, но и его теория непротивления злу не нравилась Данилке. Привыкший кулаками защищать себя, он не принимал их учение.
Данилка не понимал, как можно не сопротивляться злу. После того как он прочитал «Житие Трифона Печенгского» и причину гибели монастыря от шведских финнов под предводительством Весайнена, то был возмущен последователем Трифона, который запретил монахам принять честный бой с нападавшими и обязал их молиться. Он вновь перечитывал страницы, где остерботтенские «немцы» напали на монастырь. Данилка ясно представлял ворвавшихся на подворье. Один из монастырских богатырей, инок Амвросий, обращается к игумену: «Благослови, отче, воополчиться на брань, дать бой супостату». Но старец был тверд в своих убеждениях: «Нет, братия моя, это свершилась воля Божия, о ней предрекал нам преподобный отец наш Трифон, и нельзя тому противиться. Молитесь, братия, готовьтесь принять венец мученический». И стал на колени пред Царскими вратами. За ним, верная обету послушания, опустилась на колени вся братия. А двери уже трещали под топорами нападавших.
Старец как мог объяснял мальцу силу убеждения, силу послушания.
– Ну и что? – смотрел на старца голубыми глазами мальчишка. – Все одно, не пойму, почему они не защищались.
Что мог сказать старец пареньку, не воспринимающему готовности страдать?
В этом году зима долго не могла придти на Кольскую землю. Черная занавесь полярной ночи спустилась с неба на смену белым призрачным полярным ночам. Старуха с клюкой и седыми волосами накрыла своим черным колпаком пространство от Полярного круга до самого Северного полюса. Стало темно как под старым бабушкиным одеялом. Потом в колпаке образовались прорехи, и через них на землю глянули холодные звезды. Снега не было.
Серым ноябрьским днем ветер принес с Баренцева моря снежную крупу и сыпанул ею по неприкрытой земле. Крупа, подпрыгивая по замерзшим колдобинам, собиралась во впадинах и смотрелась серыми неприглядными лишаями.