Там, где цветет полынь

– Ого! – Девушка заглянула в чек. – Тут много останется! Вы уверены?

– Да. – Голову наполняла мутная горечь. Нужно было как можно скорее выбраться на воздух и догнать Рэма.

– Спасибо! – Девушка улыбнулась еще шире. – Я как раз завтра улетаю в отпуск. Индия, представляете? Всю жизнь мечтала там оказаться.

Ульяна вымученно улыбнулась и, покачиваясь на дрожащих ногах, пошла к выходу.

– Главное, прививки все сделайте, – буркнула она на прощание.

– Теперь уж точно сделаю! – ответила Анна, зажимая в кулаке купюры.

Эти слова нагнали Улю у самых дверей. Они, как свежий ветер в начале апреля, влажный, обещающий новую весну, а с ней и новую жизнь, взлохматили волосы на макушке. Уля нерешительно оглянулась, но официантка уже шла по проходу на кухню, подхватив поднос с чашками.

Только оказавшись на улице, Ульяна поняла, что дурнота исчезла, а запах полыни, который оседал на нёбе после каждого случая, растворился, будто туман, гонимый утренним светом. Не было привычной тяжести на сердце, не было этого нечеловеческого ужаса от увиденного, могильного холода, что заполнял ее целиком. Нет, мир продолжал себе жить, обтекая Улю, не выбрасывая ее из своего бесконечного потока, как бывало раньше.

Уж не потому ли, что увещевания Рэма успели отложиться в спутанном сознании? Уж не в его ли словах о пустой борьбе и предвкушении было дело?

Уля огляделась. Рэм стоял у входа в метро, прислонившись спиной к стене. Он нервно затягивался сигаретой, разглядывая плитку под ногами, и выдыхал дым, а нижняя губа чуть кривилась, придавая лицу угрюмое выражение. Мимо парня прошествовала юркая брюнетка, с ног до головы завернутая в полосатое пончо. Она заинтересованно зыркнула в его сторону, Рэм с ленцой поднял взгляд, ухмылка стала еще насмешливее. Девица на ходу пожала плечами и ускорила шаг. Рэм проводил ее глазами, хмыкнул и уставился на ботинки.

«Интересно, – подумала Уля, перебегая дорогу, – каким он был до полыни? В нормальной жизни».

Когда она подошла к станции, Рэм молча кивнул и скрылся в дверях. Рассказать ему об официантке, которая завтра отправится к океану, чтобы встретить смерть от хвори, неведомой странам первого мира, Уля не успела. Но, спускаясь за ним по небольшой лестнице к переходу, она вдруг поняла, что Рэм из тех людей, для которых нормальной жизни просто не предусмотрено высшим замыслом, если такой существует на самом деле.

Они прошли по коридорчику, разделенному на два потока, и остановились у эскалатора. Рэм пропустил Улю вперед, а сам встал на пару скользящих ступенек позади.

– Сейчас мы спустимся, и ты пойдешь в центр зала. – Он наклонился вперед и нависал теперь над Улей, чтобы его шепот был слышен ей даже в постоянном гомоне метро. – Не спеши, не бойся, ничего не делай. Просто стой, все подумают, что ты кого-то ждешь. Сосредоточься на проходящих мимо. Слушай их голоса, дыхание, биение сердца. Ты должна раствориться в этом… будто тебя самой нет. Понимаешь? Ничего нет, кроме этих звуков и запахов.

– Мне закрыть глаза?

– Если так будет легче, но не суть. Все это мелочи, детали, не думай о них. Полынь сама тебя направит, главное, не бойся. – Они уже сошли со ступенек. – Я буду рядом. Ничего плохого с тобой не случится. Сегодня я могу тебе это пообещать.

И, легонько подтолкнув Улю в спину, Рэм шагнул в сторону, теряясь среди точно таких же, как он, хмурых, обычных, озабоченных повседневными трудностями. Искусство сливаться с толпой было изучено им в совершенстве.

Ульяна вобрала в себя плотный воздух, насквозь пропитанный запахом влажных курток, людским дыханием и особым, чуть кисловатым духом подземки. Лавируя между пассажирами, которые суетились у платформ, Уля добралась до низкого балкончика, нависавшего над переходом на радиальную. Полукруглые арки, подсвеченные мягкими лампами, высокий потолок, весь в россыпи мозаики, ровный ряд колонн и огромная люстра, сиявшая позолотой, – если бы только можно было убрать отсюда поток человеческих тел, то станция бы заставила Улю ахнуть от красоты и величия. Но сто тысяч мертвецов не желали исчезать. Они спешили по делам, набирали в телефонах бесконечные сообщения, улыбались чему-то своему или, напротив, хранили в себе всю злость, накопленную за день. Каждый чего-то хотел, каждый стремился к простым вещам – еде, удовольствиям, сну, теплому податливому телу рядом. И каждому предстояло умереть. Может быть, через долгие десятки лет, а может, сегодня вечером. Печать смерти виднелась на лицах почти незримо, но невозможно было стереть ее. Она чуть горчила на Улином языке, как тонкий хвостик нитки, только потяни – и все полотно разбежится под пальцами в спутанную пряжу.