Голос Афродиты звучал насмешливо. Да она играет с ним, издевается! Она его откровенно дразнит! Демон в груди Ставроса стал расти и громить всё на своём пути: страх, совесть, логику. Афродита слегка улыбнулась, вздёрнув подбородок, и в тот момент, когда он грубо впился в её губы, мощная волна ударила в самый низ его живота. Потом ещё одна. От внезапной боли спёрло дыхание. Ставрос согнулся пополам и с мольбой в глазах взглянул на свою мучительницу.
— Ты не тот, кто мне нужен, Ставрос, ты слишком слаб. И твоя вера слишком слаба. А желание завладеть женщиной ничтожно и грубо. Теперь ты никогда не сможешь преодолеть его, но и получить желаемого тебе ещё долго не удастся. До тех пор, пока стрела Эрота не пронзит твоё сердце и ты не познаешь мук настоящей любви. Я заклинаю тебя!
Ставрос упал на колени, не сводя глаз со своего прекрасного палача, вопрошая, умоляя, угрожая ей. Афродита резко развернулась и, махнув плащом, исчезла в ночи.
*******************
— Браво, сестрица! Рад возвращению карающей Афродиты!
Гермес стоял под потухшим фонарём и хлопал в ладоши.
Афродита еле заметно улыбнулась:
— С этим всё было легко.
— Ты ловко увиливаешь от разоблачения, дорогая! Да, нелегко уличить тебя в предательстве. Скорей всего, этот бедолага сойдёт с ума, и никто ему не поверит.
— К сожалению, он ещё вернее сбежит в монастырь.
— А тебе какое до него дело? Одних награждаешь, других караешь — развлекаешься, как обычно. Только вот зачем ты прицепилась к этим Венетисам, ума не приложу! Решила усложнить себе задачу?
— Придёт время, Гермес, и ты всё узнаешь.
— О, так у нас есть план?
— Умоляю, только не говори отцу! Пока. Очень скоро я сама обо всём поведаю. На совете.
— Ого! Если только ты пообещаешь, что это будет феерично! Скандально, с громом и молниями!
— Скорей всего, так и будет, хотя я предпочла бы мир войне, — вздохнула Афродита.
— Ну тогда я проглочу язык и запью его вином, чтобы случайно не проболтаться.
— Гермес!
— А что ты ещё хочешь? Чтобы я оторвал с сандалий последние крылья и отдал их тебе в качестве залога? Мне будет ох как тяжело молчать, но ради представления, которого я жду двадцать веков, готов повременить до следующего совета. Но не дольше!
— Спасибо, Гермес.
— И всё-таки мне интересно, почему бы тебе просто не воспользоваться своим поясом и не заполучить сердце бедного студента?
— Я хочу, чтобы Никос это сделал сознательно, чтобы он сполна выстрадал свой грех.
Глава 10
Симпозиум богов
На золотом подносе в руках прекрасного юноши Ганимеда стоял наполненный до краёв сверкающим нектаром серебряный кубок. Иви, восхитительная, вечно юная Богиня, дочь Геры, держала ладью с амброзией, аромат которой охватил весь Олимпийский Пантеон, овладевая вожделенным обонянием каждого божества. Их души трепетали в предвкушении, Ихор требовательно бурлил в их жилах, мерцая золотым сиянием. Бывший смертный, по желанию Зевса ставший бессмертным, Ганимед и божественная Иви приблизились к царской чете и протянули им свои подносы. Зевс взял кубок в свои огромные ладони и, приблизив его к ноздрям, вдохнул волшебный аромат нектара. Его мощная грудь всколыхнулась, глаза прикрылись, губы чуть тронула блаженная улыбка. Потом он поднял кубок высоко над головой и громко сказал:
— Эви́ Эвáн!13
— Эви́ Эвáн! — вторили ему Олимпийские Боги.
Громовержец сделал большой глоток. Его лицо просияло, перерезавшие в разных направлениях глубокие морщины разгладились и исчезли. Затем он передал свой кубок жене.
Гера приняла серебряную чашу и, протянув её к небу, сказала:
— Ис Пистис!14
Блики розоватой жидкости заиграли на лице царицы. Никогда она не была более прекрасной, как после первого глотка нектара. Её кожа, всегда отливающая бронзой, приняла персиковый оттенок, в глазах появился алмазный блеск, и без того статная фигура выпрямилась. Грудь налилась и приподнялась, подчеркнув царское превосходство своей обладательницы. Все смотрели на Геру с нескрываемым восхищением. Ихор в их венах бунтовал и кипел, требуя непременного подкрепления. Вернув кубок на поднос, Зевс и Гера зачерпнули по пригоршне кристальных плодов амброзии из ладьи, которую держала Иви.
Тем временем Ганимед снова наполнил нектаром кубок и подошёл к Посейдону:
— Аиду предам свою чашу, так редко на холм восходящему, радуя нас в поднебесье. О брат, угощайся!
Он действительно исключительно редко бывал на симпозиумах своих сородичей, предпочитая вкушать подземные дары их Матери-Земли вместе с женой Персефоной в Царстве Мёртвых.
Движения Аида были не столь пафосны. Он не любил торжественности, и приём пищи для него был обременительной необходимостью.
— Ис Эониотитас!15
По длинным черным усам и бороде Аида заструились сверкающие ручейки. Он опустошил чашу и вернул её на поднос. От амброзии он отказался.