— Зелёные. Иногда бирюзовые. Оливковые, изумрудные. Они всегда разные.
— Сколько раз ты смотрел на Афродиту и сколько на икону Богородицы?
Никос покраснел и ещё ниже опустил голову. Ему всегда казалось, что он знает каждую линию, каждый блик и точный угол изгибов пальцев всякого святого, изображённого на иконах в доме. Он родился с ними и провёл бесчисленное количество часов, вглядываясь в глубину их черных глаз. Он мог нарисовать Христа, Богородицу по памяти, не пропустив ни одной складки хитона. Но вот про эту морщинку он вспомнить не мог.
— Вероятно, мы, по обыкновению, лучше запоминаем то, что производит на нас впечатление, то, что нас притягивает.
— И искушает, — добавил он с грустью в голосе. — «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей»28
. Помнишь?— Помню, Нико, помню. Только вот…
— Что?
— Не знаю… Всё думаю, почему всё-таки нельзя здесь и сейчас, в этом мире, быть счастливым и делать то, что тебе велит сердце?
— Если в сердце есть Бог, только тогда оно правильно велит. Если нет, всё от Лукавого. Почему бы тебе не сходить к отцу Серафиму? Он ответит на все твои вопросы и направит на путь истинный.
— Может, и схожу…
Кейси продолжала задумчиво вглядываться в икону за стеклом. Лик Богородицы кого-то ей напоминал. Наклон головы, округлый подбородок, грустный взгляд, устремлённый вниз. Нет, показалось.
— Нико, а ты когда-нибудь сомневался?
— В чем?
— В Боге.
— Кейси! Что ты говоришь в Великий пост, в преддверии Пасхи?! У нас отец болен, не гневи Бога и сейчас же моли о прощении!
— Ну послушай, просто послушай! А что, если Бог не один? Ты только представь. Что, если Господь не сразу создал человека, а сначала сотворил других Богов? Почему в Древнем мире верили в нескольких Богов, а в современном верят в одного, хотя ни одного, ни нескольких никто не видел?
— Откуда у тебя в голове это всё взялось? Что ты читаешь, Кейси? С кем общаешься?
Никос еле держался, чтобы не повысить на сестру голос. Его пальцы прикрывали дрожащие губы, а глаза блестели, он уже был готов разразиться слезами отчаяния.
— Я понял! Боже, нет, сестра, скажи, что это неправда! Ты же не встречалась с той женщиной? Ради всего святого!
Кейси молчала. Она боялась признаться Никосу в том, что с тех пор, как посетила «Археллин», её вера сильно пошатнулась: ей не хотелось ранить ни в чём не повинное сердце брата.
Кейси подошла к нему и обняла за плечи:
— Нет, Нико, я с ней не встречалась.
Худое дрожащее тело в её объятиях глубоко вздохнуло, потом слегка всхлипнуло и успокоилось.
— Пообещай мне, что сходишь к отцу Серафиму, — пробормотал он сестре в плечо.
— Обещаю, братишка, обязательно схожу!
Никос удалился в свою комнату, а Кейси подошла к огромному антикварному комоду, выдвинула тяжёлый ящик и вынула старый толстый альбом с фотографиями. Усевшись на диване в позе лотоса, она стала рассматривать фото с её прабабушкой. На всех снимках Дафна была в длинных платьях, юбках или сарафанах. В волнистых волосах, собранных на затылке в слабый пучок с редкими выбивающимися прядями, был неизменно приколот гребешок с древнегреческим орнаментом. Большие миндалевидные глаза выражали уверенность. Прямой, практически без переносицы, нос, волевой подбородок и прямая осанка. Вот её мать сидит на коленях у своей бабушки, вот они идут, взявшись за руки, по Афинам, а вот перед ними уже коляска с маленькой Марией. Без сомнений, мама с бабушкой были очень близки. На следующей фотографии Дафна совсем молодая среди подруг, скорее всего, в фотостудии. У девушки, стоящей рядом, было очень знакомое лицо. Кейси стала вглядываться в черно-белый потёртый снимок. Причёска по моде того времени и полные, округлые очертания фигуры не могли скрыть поразительной схожести с очень знакомым ей человеком. Кейси открыла недавние фотографии в своём телефоне. Выбрав изображение Афродиты, она поставила на него фильтр с эффектом старого фото и приблизила экран к снимку в альбоме. Идентичность была несомненной и пугающей. Никто бы не усомнился в родстве этих двух человек. Но что-то ещё ей не давало покоя, только что именно, она не могла понять, как ни силилась. Аккуратно отклеив фотографию, Кейси отложила её на край дивана и продолжила листать альбом. В двери послышался поворот ключа, и в квартиру вошла мать с полными пакетами продуктов.
— Есть кто живой? — послышался голос из коридора.
— Иду, ма!
Кейси подбежала к Деспине и взяла из рук пакеты:
— Мм… пахнет морем!
— Прекрасные эгейские креветки сегодня привезли. Как вам их приготовить?
— Жареные, — тут же заказала дочь.
— А я люблю в томатном соусе, — послышался негромкий голос Никоса, который откуда-то взялся в проёме кухонной двери.
— Ставрос и отец тоже захотят под соусом, значит, для жарки отделю несколько штук.
— Кстати, а где они?
— На химиотерапии. Михалис не хотел садиться за руль и попросил Ставроса отвезти его.
— Как он сегодня?
— Пока держится, но…
— Я непрестанно молюсь за него и каждый день ставлю свечку, — сказал Никос. — Господь милостив, Он не оставляет тех, кто в Него верит.