Там мы стали другими

– Какая-то сумасшедшая белая леди убила и обезглавила другую белую леди, и иногда подростки приходят посмотреть место, где это произошло. Женщина, которую убили, была с четырнадцатимесячным ребенком. Малыш выкарабкался, все нормально. Говорят, по ночам можно услышать, как несчастная зовет своего ребенка.

– Да, понятно.

– В этих местах надо бояться не призраков, – усмехается Джеральдина.

– Я стащила с работы нож для вскрытия коробок. – Я достаю его из кармана куртки и, открывая лезвие, показываю Джеральдине, как будто она не знает, что такое нож для вскрытия коробок.

– Вот где они нас отлавливают, – замечает Джеральдина.

– Здесь безопаснее, чем дома, – говорю я.

– С тобой могло произойти кое-что похуже кулаков Пола.

– Значит, мне лучше вернуться?

– Ты знаешь, сколько индейских женщин пропадает каждый год? – спрашивает Джеральдина.

– А ты знаешь?

– Нет, но я как-то слышала, цифры пугающие, а в реальности наверняка еще хуже.

– Я тоже кое-что видела, кто-то опубликовал пост о женщинах в Канаде.

– Это не только в Канаде, это повсеместно. В мире идет тайная война против женщин. Тайная даже для нас. Хотя мы про это знаем, – говорит Джеральдина. Она опускает стекло и закуривает. Я тоже, следом за ней. – В каждом месте, где мы застреваем на дороге, – продолжает она. – Нас похищают, потом выкидывают на обочину, оставляя промерзать до костей, а сами идут дальше как ни в чем не бывало. – Джеральдина щелчком выбрасывает сигарету в окно. Она получает удовольствие только от первых нескольких затяжек.

– Я всегда думаю о мужчинах, которые делают такие вещи. Я знаю, они где-то там…

– Тот же Пол, – подсказывает она.

– Ты же знаешь, каково ему пришлось. Да и не о нем мы говорим.

– Ты в чем-то права. Но разница между мужчинами, которые похищают женщин, и среднестатистическим жестоким пьяницей не так велика, как ты думаешь. А есть еще больные свиньи в высоких местах, которые платят за наши тела на черном рынке биткоинами, и какой-то извращенец там, наверху, кончает, прослушивая записи женских криков, пока нас рвут на части, колотят о цементный пол в тайных темницах…

– Господи, – вырывается у меня.

– Что? Ты думаешь, этого нет в реальной жизни? Те, кто занимается этим грязным бизнесом – нелюди. Ты их никогда не увидишь, потому что они – невидимки. И им все мало, они хотят больше и больше, хотят то, чего не так-то легко получить – записанные крики умирающих индейских женщин, возможно, даже таксидермированный торс, коллекцию голов индейских женщин, которые уже, должно быть, плавают в резервуарах с голубой подсветкой в секретном бункере на верхнем этаже офисного здания в центре Манхэттена.

– Ты, похоже, глубоко в теме, – говорю я.

– Я встречаюсь со многими женщинами, – продолжает она. – Все они оказались в ловушке насилия. У них есть дети, о которых надо подумать. Они не могут просто уйти, с детьми, без денег, без родственников. Я должна предложить им какие-то варианты. Уговорить их пойти в приюты. Мне приходится слушать истории о том, как мужчины порой заходят слишком далеко. Так что нет, я не призываю тебя вернуться. Я отвезу тебя на автобусную станцию. Но я хочу сказать, что тебе нельзя находиться здесь, на обочине шоссе, ночью. Ты должна была отправить мне сообщение, попросить подвезти.

– Прости. Я думала, что увижу тебя после работы.

Я чувствую себя усталой и немного взвинченной. У меня всегда так после сигареты. Не знаю, зачем я курю. Я широко зеваю, прислоняясь головой к окну.

Я просыпаюсь, и перед глазами мерцает пятно какой-то возни. Гектор обхватывает Джеральдину руками – тянется к рулю. Мы петляем, уже не на шоссе. Мы на Рено-авеню, сразу за мостом через реку Оклахома, недалеко от автобусной станции «Грейхаунд». Джеральдина все никак не может стряхнуть с себя Гектора. Я хлопаю Гектора по голове обеими руками, пытаясь остановить его. Он кряхтит, как будто не понимает, где находится и что делает. Или как будто очнулся от плохого сна. А может, все еще во сне. Мы резко сворачиваем влево, затем еще сильнее вправо, перепрыгиваем через бордюр, мчимся по траве и влетаем на парковку «Мотеля 6», врезаясь прямо в переднюю часть припаркованного там грузовика. Бардачок выскакивает наружу и крушит мне колени. Мои руки взлетают к лобовому стеклу. Ремень безопасности натягивается, впиваясь в тело. Мы останавливаемся, и мое зрение затуманивается. Мир слегка вращается. Я оглядываюсь и вижу, что лицо Джеральдины превратилось в кровавое месиво. Сработала подушка безопасности и, похоже, сломала ей нос. Я слышу, как открывается задняя дверь, и вижу, как Гектор вываливается из машины, потом кое-как вскарабкивается на ноги и ковыляет прочь. Я включаю телефон, чтобы вызвать «Скорую помощь», и тут же на экране вспыхивает входящий вызов от Пола. Я вижу его имя. Его фотографию. Он за своим компьютером на работе, в крутом индейском прикиде, с гордо поднятым подбородком. Я отвечаю на звонок, потому что до автостанции рукой подать. Теперь он ничего не может со мной сделать.

– Что, какого черта ты звонишь? Мы только что попали в аварию, – кричу я.

– Где ты находишься?