Там мы стали другими

Тони оборачивается на звук выстрелов, думая, что стреляют в него. Он видит, как пуля, выпущенная в Чарльза, попадает в мальчишку в регалиях, и тот валится на землю. Тони поднимает пистолет и идет к ним, не зная, в кого целиться. Тони видит, как Карлос стреляет Октавио в спину, а затем дрон приземляется на голову Карлосу. Пистолет Тони стреляет достаточно долго, чтобы выпустить в Карлоса две или три пули, или сколько там потребуется, чтобы тот перестал двигаться. Тони знает, что Чарльз стреляет в него, но он еще ничего не почувствовал. Спусковой крючок застрял. Пистолет слишком горячий, обжигает руку, и Тони роняет его. В этот момент в него попадает первая пуля. Быстрая и горячая боль ощущается в ноге, хотя он знает, что дальше пуля не пройдет. Чарльз снова стреляет в него и промахивается. Тони понимает, что, промахиваясь, Чарльз убивает тех, кто вокруг, и его обдает жаром злости. Тело наливается упрямой силой, крепчает. Тони знакомо это чувство. Он видит черное пятно на периферии поля зрения. Какая-то частица его существа пытается уйти, снова погрузиться в тучу мрака, откуда он лишь недавно вынырнул. Но Тони хочет остаться, и он остается. В глазах проясняется. Он готов к броску. Чарльз шагах в тридцати от него. Тони бежит и чувствует, как развеваются за спиной и хлопают, словно крылья, все его бахромы и галстуки. Он знает, куда бежит и на что обрекает себя, безоружный, но чувствует себя сильнее, сильнее всего того, что может на него обрушиться – скорость, жар, металл, расстояние, даже время.

Когда вторая пуля прошивает ногу, он спотыкается, но не теряет темпа. Их с Чарльзом разделяют двадцать шагов, десять. Еще один удар – на этот раз в предплечье. Пара пуль попадает в живот. Он чувствует их и не чувствует. Тони бросает им вызов, таранит их головой. Горячий тяжелый вес и скорость пуль пытаются оттолкнуть его назад, потянуть вниз, но его не остановить, не сейчас.

Уже в нескольких шагах от Чарльза, Тони улавливает в себе что-то настолько спокойное и безмятежное, что кажется, будто это излучается в мир, заглушая его до состояния расплавленной тишины. Тони готов пройти сквозь любое препятствие, что встанет у него на пути. Звук рождается в его теле – прорастает из живота, выходит через нос и рот. Рев и грохот крови. Тони чуть пригибается, приближаясь к Чарльзу, и атакует его в прыжке.

Тони тяжело приземляется на Чарльза. Чарльз тянется к горлу Тони, сдавливает его. Тони снова видит, как наползает темное пятно. Он отталкивает лицо Чарльза, тычет большим пальцем ему в глаз, надавливает. Он замечает пистолет Чарльза, что валяется на земле возле его головы. Собирая остатки сил, Тони перемещает свой вес, сваливается боком, хватает пистолет. Прежде чем Чарльз успевает оглянуться или снова потянуться к шее Тони, тот выстреливает ему в висок и видит, как падает тело, из которого уходит жизнь.

Тони перекатывается на спину и тут же тонет. Зыбучие пески. Небо темнеет, или темнеет у него в глазах, или он просто погружается все глубже и глубже, устремляясь к самому центру Земли, где он мог бы соединиться с магмой, водой, металлом или чем-то еще, что остановит его, поглотит, удержит там навсегда.

Но погружение прекращается. Он ничего не видит. Он слышит какие-то звуки, похожие на плеск волны, слышит далекий голос Максин. Ее голос отдается эхом, как бывает, когда она на кухне, а он рядом, под столом или шлепает магнитами по дверце холодильника. Тони гадает, не умер ли он. И не окажется ли кухня Максин его последним пристанищем и смертным одром. Но ведь Максин жива. И это определенно ее голос. Она поет древний шайеннский гимн, который часто напевает себе под нос, когда моет посуду.

Тони осознает, что может снова открыть глаза, но держит их закрытыми. Он знает, что в нем полно дырок. Он чувствует каждую из тех пуль, что пытаются прибить его к земле. Он вырывается из своей оболочки, воспаряет и с высоты смотрит на свое тело, вспоминая вдруг, что на самом деле никогда не был собой настоящим. Он никогда не был Тони, точно так же, как никогда не был Дромом. Оба были масками.

Тони снова слышит, как Максин напевает на кухне, и вот он уже там. Ему четыре года, на дворе лето, и можно не ходить в детский сад. Он на кухне с Максин. Он – не двадцатиоднолетний Тони, вспоминающий себя, четырехлетнего. Он просто снова там, пройдя обратный путь к себе, четырехлетнему Тони. Он стоит на стуле и помогает ей мыть посуду. Окунает руку в раковину с мыльной водой и пускает на Максин пузыри со своей ладошки. Она не находит это забавным, но не останавливает его. Просто пересаживает эти пузыри ему на макушку. Он все спрашивает у нее: «Кто мы такие? Бабуля, кто мы такие?» Она не отвечает.