Там мы стали другими

Тони опускает руку обратно в раковину с мыльной водой и снова выдувает на пузырьки. Какие-то остаются у нее на лице, и она не смахивает их, а невозмутимо моет тарелки. Тони думает, что это самое смешное зрелище из всего, что он видел в жизни. И он не знает, знает ли она, что это происходит, или их действительно там нет. Он не знает, что его там нет, потому что он там, в том моменте, который не может вспоминать как прошлое, потому что это происходит с ним сейчас. Он на кухне, с Максин, пускает мыльные пузыри.

Наконец, отдышавшись и сдерживая смех, Тони говорит:

– Бабуля, ты же знаешь. Ты знаешь, что они там.

– Что такое? – недоумевает Максин.

– Ба, ты играешь, – говорит Тони.

– Играю во что? – спрашивает Максин.

– Они там, ба, я вижу их собственными глазами.

– Иди-ка лучше поиграй и дай мне спокойно закончить. – Максин улыбается. И ее улыбка говорит ему, что она знает о пузырях.

Тони играет с трансформерами на полу своей комнаты. Он заставляет их сражаться, как в замедленной съемке. Он теряется в истории, которую придумывает для них. История всегда одна и та же. Сначала битва, потом предательство и в финале – жертва. Хорошие парни в конечном итоге побеждают, но один из них умирает, как Оптимус Прайм в фильме «Трансформеры», который Максин разрешила ему посмотреть на том стареньком видеомагнитофоне, хотя и сказала, что он еще слишком мал для такого кино. Однажды они смотрели его вместе и в тот момент, когда поняли, что Оптимус умер, переглянулись и увидели, что оба плачут, и это заставило их рассмеяться. Волшебный миг, когда они вместе смотрели фильм в темноте спальни Максин, и оба смеялись и плакали одновременно.

Когда Тони уводит трансформеров с поля боя, они говорят о том, как бы им хотелось, чтобы все сложилось по-другому. И жалеют о том, что выжили не все. Оптимус Прайм у Тони говорит: «Мы сделаны из металла, сделаны твердыми, способными держать любой удар. Мы созданы для того, чтобы трансформировать себя и становиться лучше. Так что если у тебя появится шанс умереть, спасая кого-то другого, используй его. Каждый раз. Вот для чего сюда поместили автоботов».

Тони снова на поле. Каждая дырка – ожог и разрыв. Теперь ему кажется, что он не сможет всплыть вверх, но вместо этого провалится внутрь чего-то, что находится под ним. Там якорь – то, к чему он был привязан все это время, как будто в каждой дырке от пули торчит крючок, и невидимые нити, что крепятся к этим крючкам, тянут его вниз. Ветер с залива проносится сквозь стадион, просвистывает сквозь него. Тони слышит птицу. Не снаружи. Ее голос доносится из той глубины, к которой он привязан, из середины его середины. Из самой сердцевины его. Птица в каждой дырке от пули. Поет. Хранит его. Не дает ему уйти. Тони помнит, что сказала ему бабушка, когда учила его танцевать.

– Ты должен танцевать, как птицы поют по утрам. – И показала ему, как легко парит в танце. Она подпрыгнула, и пальцы ее ног устремились туда, куда позвало тело. Ноги танцора. Не знающие гравитации. Сейчас Тони, как никогда, нужна эта легкость. Пусть ветер завывает в его изрешеченном пулями теле. Он будет слушать пение птиц. Тони никуда не уйдет. И где-то там, внутри, где он есть, где он будет всегда, даже сейчас царит утро, и птицы, птицы поют.

Благодарности

Я бесконечно благодарен моей жене Катери, моему первому (лучшему) читателю/слушателю, которая с самого начала верила в меня и в эту книгу; и моему сыну Феликсу за то, что помогает мне и вдохновляет меня стать лучше как писателю и человеку. За вас обоих я готов отдать жизнь. И без вас у меня бы ничего не получилось.