Читаем Там, на сухой стороне полностью

- Со мной Марни и старик.

- Какой старик?

- Он много лет живет в горах... во всяком случае, так он утверждает.

- Никогда не видал здесь никакого старика. Вы уверены, что он не один из них?

- Уверен. Во время недавней перестрелки у меня был случай убедиться.

Он подошел к опушке рощи и тихо позвал.

Они вышли - девушка, уставшая, но все равно очень красивая, и старик до того древний и седой, что мне показалось, что он встал из могилы. Однако двигался он довольно резво, а по тому, как он схватил кофейник, можно было подумать, что он его собственный.

- Поспи, Доби, - сказал мне Чантри, - я погляжу за твоим отцом.

Ну... я и вправду устал.

Они подбавили хвороста в костер, и когда я улегся спать, расселись вокруг выпить кофе.

Наш дом сожгли, скот разогнали, а отца ранили. У меня была пара сломанных ребер, на краю каньона ждали люди, готовые убить нас, но я заснул. Только я закрыл глаза, как пришлось открыть их, потому что вовсю светило солнце. Вокруг было тихо.

Я сел и огляделся. У костра сидела Марни Фокс. Невдалеке лежал отец, под его головой была сложенная куртка.

Чантри не было.

- Где Чантри? - спросил я.

- Поехал к дому.

- Там нет дома, его сожгли. Он зря тратит время.

- Нет, не сожгли, Доби. Старик посмотрел в подзорную трубу и оказывается, что он стоит. Верно, часть его сгорела, но он стоит.

Конечно, я должен был догадаться. Надо очень постараться, чтобы поджечь такие крепкие, отесанные, хорошо подогнанные бревна.

Я пошел к ручью, умылся, сполоснул рот и как можно тщательнее причесался пятерней.

Когда вернулся к костру, Марни налила мне кофе. И в это время вернулся Оуэн Чантри со стариком, который выглядел, как ходячий скелет.

Чантри нес охапку книг, некоторые из них были чуть обуглены.

- Дом не сгорел, Доби. Только часть крыши и часть крыльца.

- Вы принесли книги, - сказал я. - Это все, что вы искали?

- Мне хотелось почитать Теннисона, - сказал он, - я... - В его глазах появилось странное выражение, и он посмотрел на Марни. - Теннисон... Над этим стоит подумать.

Глава тринадцатая

Они все собрались в кружок.

- Я читала иногда, - сказала Марни, - но у нас здесь мало книг. Если бы не Мак...

- Моуэтт много читает?

- Между прочим, читает. Судя по тому, где он жил, я думаю, образование у него лучше, чем у многих.

- Брат любил Теннисона, - сказал Чантри, - и я тоже, а самая любимая наша поэма называлась "Улисс".

Не время было обсуждать книги и поэзию, нужно было думать, как выбраться из этой переделки. Моуэттам нанесли урон, и они этого не простят. Они вернутся.

- По-моему, нам надо навестить Моуэтта, - сказал Доби.

- Клайв всегда поступал не так, как все, - вслух раздумывал Чантри, и если он хотел мне что-то передать, то передал бы по-своему.

- Эти Моуэтты нам тоже кое-что передали, - зло высказался Керноган. Они будут нас искать, а мы тут расселись, будто леди на чаепитии!

- Ты, конечно, прав, - сказал Чантри, - но я не думаю, что они придут сейчас. Раньше или позже мы покинем этот каньон, и когда мы это сделаем, они нас атакуют.

Марни принесла Чантри кружку кофе. Он с благодарностью взял ее и кинул взгляд на Доби. Он понимал, что младший Керноган не испытывает к нему приязни, и это, наверное, из-за Марни. Ну, этого и следовало ожидать. Главное, не довести это до крайностей. Чантри и сам знал, что часто бывает несдержан, но ему нельзя быть несдержанным с Доби, который был неплохим парнем и наверняка станет настоящим мужчиной.

Несмотря на свои уверения остальным, Чантри тоже понимал, что ситуация непредсказуемая. Насколько Мак Моуэтт контролировал своих людей покажет ближайшее будущее.

Он устал, ему нужно было побриться... Вдруг Чантри почувствовал злость. Доби прав. Пора заканчивать это дело.

- Поеду к нему, - неожиданно сказал он.

Остальные непонимающе посмотрели на него.

- Поеду к Маку Моуэтту и заставлю его отозвать своих псов.

- У тебя совсем крыша поехала! - Старик очнулся прежде остальных. Тебя убьют до того, как ты к нему подойдешь. И он никого не станет отзывать, даже если смог бы.

- Посмотрим.

Марни снова вскочила на ноги. Она, широко раскрыв глаза, не отводила от него взгляда.

- Они не послушают, - протестующе сказала она. - Они убьют тебя.

Естественно, они были правы, но он тоже был прав. Возможно, Моуэтта удастся уговорить. Если так, это намного облегчит им жизнь. Попасть к нему будет проблемой, однако в Оуэне Чантри вместе с нормальной осторожностью уживалось безрассудное ирландское упрямство - некоторые так называли эту черту характера. Другие назвали бы ее явной дуростью. Но в нем это было сжать кулаки и переть напролом. И уж лучше он, чем другие.

- Они меня не ожидают, - сказал он более выдержанно - Я спокойно войду.

- Спокойно войдете, - хмуро отозвался Доби, - но никогда не выйдете.

- Тебе бы это понравилось, верно, Доби? - в порыве гнева вырвалось у Чантри и он тут же пожалел об этом.

Все сразу насторожились. Доби покраснел.

- Нет, сэр, - сказал он. - Мы с вами, наверное, не сойдемся в поединке, но мне не хотелось бы, чтобы вас убили. Наверняка не хотелось бы.

Доби сглотнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

Политика / Образование и наука / История
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное