Читаем Там, на сухой стороне полностью

- Дело в том, что я иду с вами. Я могу стрелять и во мне есть смелость. Вы пойдете вместе со мной и увидите, что вы тут не единственный мужчина.

- Я никогда не сомневался в этом, Доби, - искренне сказал Чантри. - Но мне нужно пойти одному. В конце концов, они убили моего брата. Что бы они ни искали, принадлежит мне.

- Может и так, - упрямо произнес Доби, - а может и не так. Может это зарыто в землю или спрятано в пещере, тогда оно достанется тому, кто найдет.

Чантри пожал плечами.

- Что бы это ни было и где бы это ни было, - сказал он спокойно, брат надеялся, что найду я, а значит, спрятал соответствующим образом.

Ему хотелось, чтобы все поскорее прошло, точило подсознательное желание закончить игру и встать из-за стола, как случалось уже много раз. Но разве это, само по себе, не является некоей формой трусости?

Чантри смахнул с рукава пепел костра. Ему нужен новый сюртук, этот почти протерся до основания. Он подтянул его и зашагал к коню. Здесь его друзьям оставаться опасно, но... Он посмотрел вверх на склоны каньона.

Страшно не хотелось уезжать. Керноган тяжело ранен. Чантри подумал, что хорошо бы найти другое место для лагеря, однако им придется рискнуть и остаться здесь.

- Сидите тихо, - сказал он. - Я поеду взгляну что и как.

- Если вы едете к Моуэтту, - упрямо настаивал Доби, - я поеду с вами.

- Ты останешься здесь. Кто будет приглядывать за твоим отцом?

На это Доби нечего было возразить, и он больше не спорил.

- Вы сильно рискуете, - только и сказал он.

Чантри взглянул на Марни.

- Я вернусь, - произнес он, и, коснувшись шпорой коня, тронулся к тропе.

У него не было определенного плана и не могло быть, пока он собственными глазами не увидит положение вещей.

Тропа со дна каньона до края месы была слишком крутой для коня, и Чантри спешился и повел вороного в поводу. Кругом щебетали птицы. На земле, возле камней сидела белка.

Теперь ему нужно просчитывать каждое свое движение, потому что бандиты, окружавшие Моуэтта все до одного были людьми Запада. Единственное его преимущество может заключаться в их беспечности.

Он вел коня по самым затаенным уголкам, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. Его беспокоила какая-то неопределенная мысль, бродившая по краю сознания, которую он никак не мог выразить. Каждый раз, как он пытался ухватиться за нее, она ускользала.

Что-то о Теннисоне, брате и о нем самом. Они писали друг другу...

Конь мягко ступал по траве и полевым цветам, которые густо росли на опушке. Чантри отправился кружным путем, но у него не было никакого желания оказаться на открытом пространстве, хотя дорога там была короче.

Когда он оказался в достаточном отдалении от Потерянного Каньона, то двинулся быстрее.

Воздух был прохладным, на подлеске появилась роса. Что-то зашевелилось, и он резко натянул поводья. В темноте двигались несколько теней. Чантри ждал, затаив дыхание, затем медленно расслабился. Лоси. Они любили кормиться ночами на высокогорных лугах.

Он уловил слабый запах дыма и попытался определить направление. Запах исчез. Он шагом повел коня дальше, не сводя взгляда с его ушей.

Уши поднялись, и Чантри ощутил интерес коня. Он что-то почувствовал дым костра, лошадей, людей...

Легкий ветерок зашелестел листьями и пропал. Чантри провел коня еще несколько шагов, у него было ощущение, что он близко к лагерю, но пока никаких признаков лагеря не было.

Сквозь листву Чантри уловил сияние - вода. Подъехав ближе, он увидел, что это маленькое озеро, скорее, пруд, и тем не менее не заметил ни блеска костра, ни запаха дыма. Он не спеша объехал озеро. Бросил взгляд на звезды - до рассвета еще много времени. Неожиданно он снова уловил запах дыма - очень легкий, но отчетливый.

Похоже, он доносился точно спереди. Держась самой темной тени, Чантри продолжал ехать вперед.

Вначале он заметил лошадей, почувствовал, как его конь во вздохе раздул бока.

- Тихо, малыш, - прошептал Чантри, - тихо.

Ему не хотелось, чтобы вороной заржал, предупреждая лагерь. Он осторожно спешился и привязал коня в самой сумеречной тени. Он был с подветренной стороны лошадей Моуэтта, но через несколько минут или даже через несколько секунд они почуят его вороного.

Он осмотрел спящий лагерь. Часовых не было, поскольку они явно не сомневались, что кто-нибудь осмелиться атаковать их. Привыкший к порядку Чантри поразился грязи и неухоженности в лагере. Его глаза пробежались по лежащим, пока он не выделил Моуэтта - огромного человека, накрытого бизоньей шкурой чуть в стороне от своих людей.

Легко ступая, Чантри прошел прямо в середину лагеря и присел на корточки рядом с Моуэттом. Только тогда он увидел, что глаза пожилого человека открыты и смотрят на него, и что в руке Моуэтта сжат револьвер.

- Мистер Моуэтт, - тихо сказал он.

- Я тебя давно заметил, - прошептал тот и приподнялся на локте. Заметил, как только ты показался... а услышал еще раньше. У меня уши, как у кошки, - похвалился Моуэтт. - Всегда слышал лучше других.

Он потер подбородок и прищурился на Чантри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

Политика / Образование и наука / История
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное